Какого гребаного хрена?!

Выбрасываю вперед руку и хватаю ее за локоть, подтащив к себе:

— Давай отвезу тебя. Куда нужно?

— Я… не… не нужно… спасибо… — косится на мужика.

Хрена с два!

— Люба! — лает тот.

— Сейчас! — выкрикивает она в ответ.

— Через час. Садись. Оглохла, что ли?

Разрываясь между мной и ним, пытается забрать у меня свою руку, но я, блин, просто в аффекте!

— До свидания, Александр Андреевич, — бормочет, пытаясь сделать шаг назад.

— Это кто? — киваю на мужика.

— Я че, на китайском говорю? — не затыкается он.

— Закрой пасть, — советую зло, мешая ей открыть дверь.

— Че ты сказал?! — изумляется, обходя машину.

— Глеб… — в панике лепечет Люба, роняя свой стакан и хватаясь за мою куртку.

Задвигаю ее себе за спину, готовясь к тому, чтобы дать кому-то в рожу впервые за долбанное десятилетие, не меньше.

— Глеб! — визжит Люба из-за моей спины.

Получаю ощутимый толчок в грудь и, вообще не думая башкой, впечатываю кулак в челюсть этого дебила.

17. Глава 17. Люба

— Что ты сделал? — визжу, пихая в сторону своего тупоголового брата, пока мой дипломный руководитель со стоном складывается пополам и падает на колени к нашим ногам.

— Твою… мать… — хрипит Романов, роняя на грудь голову в капюшоне и упираясь рукой в землю. — М-м-м…

В ужасе хватаюсь за голову.

Я понятия не имею, что все это такое было и как такое вообще возможно, чтобы два взрослых мужика могли устроить мордобой прямо на ровном месте!

— Ты совсем больной?! — швыряю в Глеба своей варежкой и сотрясаю руками воздух. — Вызови скорую!

— Какую, млин, скорую? — психует он, загребая с крыши своей машины снег и прикладывая его к небритой щеке. — Что это за дебил?!

Из дверей круглосуточного магазина выходит пара мужчин, поглядывая на нас и на то, что у нас тут творится.

— Может, надо было сначала спросить?! — топаю ногами. — Что ты с ним сделал?!

— Оклемается, — рычит Глеб, с проклятиями расхаживая туда-сюда и разминая свою челюсть.

У меня нет ни единого грамма сочувствия. Если бы могла, двинула бы ему по второй щеке.

— Мало тебе, — бросаю в него вторую варежку. — Отойди!

Я встретила Новый год в машине, потому что у Глеба в этом поселке какие-то темные дела, и потому что встречать Новый год с ним в машине лучше, чем встречать его дома одной. Он… весь вечер таскает меня с собой по городу, а еще мой брат хочет, чтобы я познакомилась с каким-то «хорошим парнем», с которым он вместе служил в армии на этой своей Камчатке.

Я не хочу ни с кем знакомиться… у меня только один мужчина в голове, и я… не знаю, как его оттуда выгнать…

Плюхнувшись на колени рядом с Романовым, прижимаю к груди руки, боясь до него дотронуться.

Матерясь, он стонет, растирая ладонью свою грудь прямо через куртку.

Пять минут назад я вообще с трудом поверила, что он здесь.

Откуда он взялся?

Настоящий. Такой живой, красивый и настоящий. И он так на меня смотрел… он смотрел, мне не показалось!

Я его две недели не видела. И не знала, когда увижу. Он ведь теперь заместитель декана по воспитательной работе, и у него новый кабинет.

— Александр… Андреевич… — плюнув на все, протягиваю руки и сбрасываю с его головы капюшон куртки.

Обнимаю ладонями колючие щеки, заставляя посмотреть на себя.

Его кожа холодная. По скулам под моими пальцами ходят желваки, глаза зажмурены, губы сжаты.

Я впервые его касаюсь, поэтому ловлю каждое ощущение.

Может, после этой ночи он велит мне обходить себя за чертову тысячу километров. В этом случае я умру!

Тряхнув головой, Романов открывает глаза, и я верчу перед его лицом рукой, в панике спрашивая:

— Сколько пальцев?

— Люба… — хрипит он, перехватывая мою ладонь своей. — Не занимайся фигней… пф-ф-ф…