– Пока, – вздыхаю, вытягивая перед собой ногу и поправляя черные толстые колготки.

Возвращаться сейчас домой нет никакого желания, поэтому достаю из-под стола свою спортивную сумку и тащусь к вешалке, распуская по дороге волосы.

Люба

– Из-вини-те… – вваливается в автобус пожилой мужчина с елкой и маленьким мальчиком в зеленом комбинезоне.

Жмусь к поручню, закрываясь рукой от колючих веток, которые лезут прямо в лицо. Моя спортивная сумка съезжает с плеча.

– Алеша, – выдыхает мужчина. – Проходи, давай-давай…

Карапуз карабкается на верхнюю ступеньку и, плюнув на елку, хватаю его за капюшон до того, как он, не дай Бог, оттуда упадет!

Иголки царапают щеку.

Жмурюсь, пища:

– О-о-й…

– Да что ж такое! – восклицает мужчина.

– Да помогите ему, молодежь! – женский голос за спиной. – Чего смотрите!

Через секунду мне становится легче дышать, и я, кажется, сохранила свои глаза целыми и невредимыми. Два промоутера-снеговика в белых ватных костюмах пристраивают елку у противоположной стены, и двери с шипением закрываются.

Отряхиваю грудь и поправляю шапку, глядя вниз на маленького Алешу. Он хлопает глазами, осматривая мою белую лохматую шубу из искусственного меха, и спрашивает:

– Снегуочка?

– Угу… – рассматриваю его румяные детские щеки.

Я мечтаю о своем Алеше. В последнее время это стало какой-то навязчивой идеей. Так хочется прижать к себе что-то вот такое же – маленькое и родное. Но эти мысли постоянно омрачает другая – я и о себе-то толком позаботиться не могу. Я никогда не признаюсь, но если бы не Глеб, я бы, наверное, пропала. У меня нет «зубов». Так мой брат говорит. Почему-то он предпочитает вытаскивать наружу только мои отрицательные качества, вроде «ты наивная, капец» или «просто научись прогибать людей. Пока не попробуешь один раз, не поймешь, как это работает».

Я не знаю, откуда у людей берутся те самые «зубы». В детстве мне никто не посчитал нужным о них рассказать, а без них, судя по всему, в этой жизни далеко не уедешь, и если бы я хоть одному своему знакомому рассказала о своих «материнских» фантазиях, они бы покрутили пальцем у виска. Причем не у своего, а прямо у моего.

Просто в моей голове фантики и бантики. Так мой брат считает, и здесь я с ним согласна.

– Спасибо… – отодвигает мужчина норковую шапку и промакивает лоб квадратиком носового платка. – Поблагодари девушку, – обращается он к мальчику.

– Спасибо, – звонко объявляет тот.

Дотянувшись до кнопки, щелкаю по ней пальцами, требуя себе остановку. Сойдя с автобуса, чертыхаюсь, забрасывая на плечо сумку и пытаясь отрыть в кармане шубы телефон.

– Да? – отвечаю, стянув с руки розовую варежку.

– Я не понял, – с претензией заявляет Глеб. – Почему подробности твоих субботних похождений я узнаю из телека?

– Это была не я, – закатываю глаза.

В том ролике обо мне информации кот наплакал, но я все равно понятия не имею, где они ее нашли. Видимо, в наше время найти человека – это никакая не проблема.

– Ну-ну, – тянет он. – «Девятнадцатилетняя студентка Любовь Стрельцова», – цитирует сухо. – Собирался заняться твоим собачником, а там уже оказывается и дело заведено. Твой друг мэр подсуетился.

– Дело? – останавливаюсь посреди тротуара, игнорируя последнее замечание.

– Да, Люба, – вздыхает он. – Об уголовном правонарушении, повлекшем причинение вреда здоровью.

– И что ему будет? – тараторю я. – Я же здорова!

– Здорова?

Он снова цитирует, только на этот раз медицинское заключение, которое понятия не имею, как к нему вообще попало:

– «Повреждения длинной малоберцовой мышцы без повреждения сухожилий…»

– Вдруг он не виноват? – перебиваю я.