Смятенный и измученный под натиском купидоновой страсти, как и каждый истинный влюбленный, как это было в сонете «Мой блуждающий корабль» сэра Томаса Уайеттса, персонаж Крейна (сам Крейн) порой не соображает что говорит. Его бормотание походит на то, что Роланд Барт называет любовной речью, особым стилем языка, который создает и поддерживает то потустороннее, анархическое, вневременное состояние боли, блаженства и экстаза; но остается недоступным для здравого смысла, реальности, манер и цензуры. «Странствия III» это лучший пример утопических мечтаний Крейна:

В этом отрывке Крейн продолжает причудливое использование метафор, которые мы видели в Части II. Волны сравниваются с поднятыми «руками», «вихревыми колоннами», «зыбкими капителями» и «black swollen gates» («непомерно высокими черными вратами/враждебной тесниной»). Однако, на этот раз он идет несколько другим путем. Сначала мы обнаруживаем, что поэт плавает по «ribboned water lanes» («тропы странствий разбегаются»), и он, кажется, объединяется с объектом своего воздыхания «no stroke / wide from your side» («передо мною по безбрежному простору»). Затем, между первым и вторым параграфами стиха, сценарий внезапно меняется, будто за дело теперь взялся неумелый монтажник. «Я» и «ты» выглядят разделенными. Оратор должен совершить героическое плавание «сквозь волну по волне», чтобы достичь «твое [наше] предштормовое дыханье». Но на самом-то деле он должен заплыть в ту даль, где можно утонуть. Однако, он не боится. «Смерть» при таких обстоятельствах, как говорит автор, это не «резня», не бессмысленное кровопролитие. Это «изменение», магическая метаморфоза. Напоминающая об «изменении по-морски», которое претерпевает «отец» в песне Ариэля «Глубоко там отец лежит…» в Шекспировской «Буре», это «трансформация» во что-то более необычное и ценное, но в тот же момент он не становится увешанным драгоценностями мертвым телом: «Над бездною звучат не погребальные, / А перевоплощенные распевы».

Какие же четко вымеренные пары строк! И приблизительная рифма («flung» / «dawn» / «song») и ярко-выраженная аллитерация («Upon the steep», «floor flung from», «silken skilled»), то и дело пытающиеся сбить Вас с толку. Также есть собственные придумки, слова с иголочки, «перевоплощение», словно выдавливающее «трансформацию», «расчленение», «припоминание» и «уточнение деталей» (будто «повторный разбор»). В Части I мы узнали, что «безжалостна морская бездна», а здесь автор проверяет усвоенное нами с первого урока. Как только Вы выходите в открытое море страсти, Вы можете потерять себя, можете утонуть, но затем Вы преобразитесь, обновитесь, благодаря тому что Вы шли на мягкий зов бездушной красавицы. Безжалостное, да, но в то же время и искренне желаемое завершение. Часть III заканчивается такой строкой: «Позволь мне плыть, любовь, к тебе в тебе…». В другом стихотворении эта строка может показаться чересчур приторной. Следуя за всеми своими борениями и погружениями, автор все же не декларирует любовь в Голливудском понимании вечной любви, со всевозможными колокольными перезвонами и прочими декорациями. В его представлении это интимное чувство можно описать настолько законченно по форме, мощно и решительно, что оно станет сродни смерти.