Под отравление пытался закосить Сэм. Буквально накануне отправки в военкомат, на собственных как бы проводах, он закинулся двумя пачками димедрола – 20 таблеток в совокупности. Его сразу жутко вставило, глаза повылезали на лоб с выражением крайнего изумления и стрема одновременно. Через двадцать минут приехала скорая. У Сэма к этому времени уже вываливался язык. Его, дико озирающегося по сторонам, вынесли на одеяле прямо в карету с красным крестом тамплиеров. Два дня откачивали в клинике, потом отправили в дурдом. Человек, конечно, выжил – но ценой какого стресса!..
Меня спасло знакомство мамы с главврачом таллинской психиатрички, который согласился поместить меня в санаторное отделение. Осенью 1972-го я надел бордовую фланелевую пижаму. Наша таллинская психушка на Палдискимаантеэ – это, конечно, не Белые столбы или Кащенко, тут все было достаточно гуманно. Даже самостоятельно гулять выпускали, а в сущности, весь уик-энд можно было вообще не появляться. Негласно, но терпели… Очень быстро я смекнул, что в нашем отделении контингент делится на две специфические категории пациентов: реальных психов и отмазчиков, прежде всего – от армии или зоны. Мой сосед по палате по фамилии Саар косил от «химии»[16]. Прикинулся дуриком, ждал, что закроют дело за грабеж: нервы – это святое! Зато другой сосед был вполне адекватен учреждению. У него был приход, что он не может-де ходить по земле: «Иду, а ощущение такое, что как будто по воде, – боюсь утонуть…» Кто-то из дуриков отказывался от пищи: «Она не переваривается, могу лопнуть». Кто-то не хотел мыться: «Защитная атмосфера смывается – фатально заболею!» Кстати, бывший главврач психиатрички тоже являлся членом нашего корабля дураков. Он тупо бычил на окружавших его дуриков и в невероятном количестве поглощал какао с бутербродами.
Отлеживали здесь и просто странные люди. Краснодеревщик Алик, умнейший парень с внешностью библейского пророка, попал сюда за то, что пописал в кафе «Пегас» со второго этажа на первый, прямо на столы честно́й компании. Был он в тот момент, разумеется, смертельно пьян, однако… При мне здесь же отдыхал Ибрагим. Еще тут «лечился» антимилитарист Хельдур, который познакомил нас с Джо – бывшим солистом группы Kooma, тоже периодически попадавшим в этот пансионат подлечить нервишки. Мы образовали весьма специфический коллектив и репетировали по выходным в клубе завода «Силикат», где у Хельдура были связи с администрацией. На репетиции приходили прямо в пижамах – такой драйв. Это был, пожалуй, лучший состав, в котором я когда-либо играл. Наш хит назывался «Баллада о Джими»:
В свободном переводе с эстонского текст примерно такой:
Помимо самодеятельных талантов в нашем отделении можно было встретить и настоящих профессионалов. Семен Каплан работал первой скрипкой в Таллинском симфоническом оркестре.
– Ну что, – говорил он мне, – каждый день пилить струну – никакого удовольствия! Слава богу, мой врач – интеллигентный человек. Дает мне бюллетени «по нервам». Тут, в больнице, хорошее питание – экономишь на еде. Плюс зарплата идет. Выходные проводишь дома. Чего еще нужно?
В принципе, в город из нашего отделения можно было сваливать не только по выходным, когда в корпусе оставались одни санитары, но и по рабочим дням, сразу после обеда. Единственное условие – приходить ночевать в больницу, иначе могли лишить прогулок, а в случае протестов – отправить в закрытый блок. Как-то в один из таких дней в середине недели я сильно загулял и в пьяном кураже пригласил Таню Блэк перенайтать «к себе в дурдом». Она на такое романтическое предложение тут же согласилась.