Нет, она точно – что-то подозревает…

На работе пришлось работать. Он долго перебирал листки распечаток, что подготовил себе для статейки по истории канадских индейцев.

Нет, нету для неё сейчас времени.

Угрозы странных тварей, поселившихся у него в мозгу слишком… Серьёзны. И – да, материальны! Нет, он помнил, конечно, про то, что рассказывал Саня Гусев, побывавший на сеансе у гипнотизёра: когда там молодому парню сказали, что сейчас прижгут руку сигаретой, а приложили простую шариковую ручку, волдырь вскочил! И ещё какой!

Дело-то – в подсознании! Если оно уверено, что это – сигарета, это и окажется – сигарета! Со всеми вытекающими последствиями! И если ему скажут, что он умер, он…

О таком не хотелось думать. Особенно – о «пытках», которые запросто могли предшествовать…

Неужели… Он программирует сам – себя?!

Что за чушь! Зачем бы ему – ожог на плече?! И как он мог тогда убить кота? Ведь это явно не он выбросил несчастную животину из окна!

А кто-то невидимый, но – точно материальный! И ещё провожавший бедолагу до самого асфальта – чтоб не дать извернуться, и заставить удариться точно – головой!..

Сосредоточиться не удавалось никак. А ведь – надо. Потому что если он начнёт чудить, или взбунтуется – возьмутся за Наталью. Сомневаться не приходится: более близкого существа у него не осталось. А этого он ну никак допустить не вправе.

Потому как привязался за три-то года… Как к родной!

Прикусив губу чуть ли не до крови, он пододвинул клавиатуру, отставив чашку из-под чёртова растворимого кофе, опять с заботливо-материнской улыбкой принесённой мило смущающейся на его отрешенно нахмуренные брови, Лизочкой.

Хватит! Он несёт ответственность за свою Женщину!

Сам же «приручил», как Маленький Принц – лиса, у Экзюпери…

Он должен защитить её! Пусть для этого и придётся выдавливать из себя идиотский расистско-шовинистский бред!..

Он – придурок. Но в первую очередь – любящий придурок.

А уж потом – патриот.

На этот раз ему приснился лес. Тайга?.. Непролазный сумрачный бурелом с тёмными и сырыми замшелыми стволами, и подлеском, с корягами и мокрым папоротником почти в его рост. Выход брезжил лишь вперёди – там, куда вела широкая и даже посыпанная гравием, тропинка… Приведшая к Дому.

Нет – к его бывшему дому. Потому что уже двадцать лет как тот снесли, и на этом месте теперь автостоянка у гипермаркета. Платная.

Чувствуя, как замирает сердце, и сводит судорогой пальцы рук, он толкнул дверь.

Слабый, словно неуверенный, стон.

Он бегом кинулся в спальню.

Точно!

Самые страшные подозрения подтвердились. А ведь он никогда…

Нет – всё же пару раз было… Когда они разругались вдрызг из-за её матери – вплоть до битья посуды о его голову, и попытки выцарапать его «подлые глазёнки».

А не разругаться было ну никак невозможно – мать уж больно издевалась над несерьёзностью его «литературного поприща», и хотела, чтоб он пошёл к ней на фабрику мебели – краснодеревщиком. (Это – ему-то! Который стамеску и молоток держал только в школе. На уроках труда. «Табуретки», блин!) И всё настаивала, чтоб они, наконец, оформили отношения «как положено!».

Вот только тогда он об этом думал.

Как наручниками прикуёт её, распяв, за руки и за ноги к старой широкой кровати со спинками из стальных трубок. Навалится, тяжело сопя. Насладится её беспомощностью так, чтобы вопила и дёргалась. А потом ещё и будет хлестать нагайкой со свинчаткой в кончике до тех пор, пока это восхитительное тело не превратится в один большой и сплошной кровоподтёк, а ругань из поганого рта сменится стонами и мольбами…

А он – не остановится, а будет продолжать и продолжать, пока стоны из остатков размочаленного в хлам рта не прервутся, и она не…