Городские здания нельзя было использовались для жизни. Никаких коммуникаций, обвалившиеся стены и перекрытия. К тому же, город успел превратиться в полноценную экосистему. В комнатах что-то шуршало, хрюкало, фыркало и ухало. Кое-где выросли гигантские муравейники, по которым ползали откормленные рыжие муравьи. Подвалы освоены змеями и летучими мышами. На западной окраине Глебу встретились дикие пчелы.

Везде – дух запустения.

Природа отвоевывала территории, некогда освоенные человеком. Отвоевывала стремительно и неумолимо. Здания разрушались, покрывались мхом и травой, обрастали кустами и деревьями, оплетались вьющимися растениями и обживались окрепшей фауной. Стада зомби давно ушли из этих мест в поисках свежего корма. Единичные проглоты и шатуны не в счет – когда их мало, угрозу можно вынести за скобки.

Глеб по достоинству оценил стратегическое положение городского центра. Ров, похоже, копали экскаватором – там, где фортификационным работам мешали улицы, асфальт безжалостно взламывался. Разведчик обошел периметр в поисках слабых мест. Проволока проржавела и во многих местах искрошилась. Импровизированные противотанковые ежи всё еще выполняли свою задачу, преграждая путь потенциальному агрессору. Фуры проржавели и вросли в мох, но это лишь прибавляло им основательности. Дожди размыли края рва, сделав его более пологим. Кое-где путник натыкался на торчащие из земли фрагменты труб – коммуникации на заре существования города бережно сохранялись. Вероятно, в прошлом веке жители еще имели централизованное водоснабжение.

Осмотр дал неплохие результаты.

На первое время сойдет, решил Глеб. Армия вряд задержится в этой локации дольше, чем на неделю. В провале ворот, образованных двумя пятиэтажками, можно развернуть блокпост. Прорехи в сетчатом заборе при желании заделываются изгородью – древесины хватает. Крыши угловых «башен», как и прежде, послужат площадками для дозорных. Некоторые деревья облюбуют лучники. Внутри защитного периметра находился полуразрушенный стадион – его чаша была заполнена густыми зарослями, но сквозь прорехи крон просматривались удобные для установки шатров пятачки. Большая часть войска разместится на площади, а также в прилегающем к ней парке.

Глеб сфотографировал на сетчатку всё, что видел, а затем перебросил изображения в память допотопного смарт-браслета. Дальше пусть разбирается командование, он свою миссию выполнил.

Название города оставалось загадкой. Дорожные знаки и стелы давно рассыпались. А если и не рассыпались, то избавились от ненужного буквенного довеска. Карты, составленные до пандемии, утратили смысл, поскольку на них ничего толком не разберешь. Исчезли страны, растворились границы, перестали существовать крупные железнодорожные ветки и автомагистрали. Древние языки умерли, перемешались и трансформировались. Анклавы говорили на собственных диалектах, произошедших от староанглийского, китайского, русского или немецкого. Телепаты пользовались образными системами, не имеющими ничего общего с вербальным общением. Отдельные города-крепости перешли на эсперанто и новояз – в лучших традициях Оруэлла. Что касается Свихнувшихся Земель, то здесь и не могло существовать единого наречия, поскольку выжившие кочевники разделились на враждующие между собой племена – во всяком случае, так было до появления Армии. Поэтому нет ничего удивительного в том, что топонимы, нанесенные на карту, современные люди прочесть не могли. Для этого потребовались бы профессиональные лингвисты, а их в мире остались считанные единицы. Честно говоря, Глеб с трудом представлял себе лингвиста, сунувшегося без подготовки на Пастбища или в Чумной Лес. Сгинет мужик, костей не соберешь.