Тут Дед что-то громко и гортанно выкрикнул, распрямился, несколько секунд стоял, слегка покачиваясь, а потом рухнул лицом вниз, прямо к подножию идола. Док вскочил и наклонился над стариком… Но тот, повернув голову и сверкнув глазами, коротко и отчетливо бросил:

– Подь отсель! – И Док, будто его толкнула какая-то сила, попятился, нащупывая рукой дверку, и вывалился прямо в высокую траву, что росла у самого порога. Там Док посидел немного, чувствуя внезапно навалившуюся, непонятно откуда взявшуюся усталость, все-таки поднялся и, огибая избенку, побрел к ручью, бормоча невесть откуда всплывшие строки:

Выйдя из-за избушки, Док глянул в ее оконце и, не обнаружив там друзей, поплелся к ручью. Путь через поляну показался ему вечностью. Никогда, даже после тяжеленной физической работы, он не ощущал себя таким… немощным. Док плелся и плелся, переставляя ноги, как будто он шел на лыжах, почти не отрывая ног от земли. Казалось, что все его суставы развинтились, и ему приходилось мысленно контролировать свои ноги – вот одна… поставил… вот другая… стоит. Док боялся упасть и не подняться. Сил почему-то не было, совсем не было. В голове крутилась вялая мысль:

– Чего ж ты удивляешься, Док? Голова твоя садовая… дедушка-то колдун, вот он и забрал все силы. И свои, и чужие.

Потом Док стал думать про небо. Почему его не видно? Почему кругом такая серость, весь такой долгий вечер, только серость и серость? Так он потихоньку добрел до края обрыва, где внизу в каменной теснине протекал ручей. До воды было метров тридцать. Спускаться пришлось бы по крутой тропке, что петляла между здоровенных камней. Прямо у края Док плюхнулся на землю и, свесив ноги с обрыва, стал разглядывать Кэпа с Тексом. Они сидели рядышком на невысоком валуне, болтая босыми ногами в воде, и о чем-то увлеченно беседовали, причем Текс, по своей всегдашней привычке, весьма активно жестикулировал. Гитара сиротливо лежала на песке…

Посидев несколько минут, Док почувствовал, что сил чуть прибавилось, и стал потихоньку спускаться к ручью.

– А-а-а, Док!.. Нарисовался… проходи, присаживайся, – сказал обернувшийся Текс и отодвинулся, давая ему место.

– Ребята, что я сейчас видел! Расскажу, не поверите, – начал было Док, однако Кэп его перебил:

– Ладно, расскажешь потом, а сейчас – поговорим! Серьезно поговорим. Трепаться кончаем, надо многое обсудить, коль все на месте… Время настало.

Док с Тексом уставились на него:

– О чем? Что ты надумал?

Кэп помолчал, бросая в воду мелкие камешки, и, наконец, спросил:

– Ребята, как вы думаете, где мы с вами находимся, а? Вот сейчас, в настоящую минуту?

– Как где? Ты что, сам не видишь? Ослеп?

– Нет, не ослеп, но… не вижу – бесстрастно отозвался Кэп.

– Ладно, – раздраженно бросил Текс, – давай выкладывай, что там у тебя? Какие такие высокомудрые мысли посетили твою светлую голову?

– Да, уж, посетили… и довольно неприятные… Вот что я вам, пацаны, скажу. Мы находимся где угодно, только не на нашей поляне. И я не знаю, где мы очутились!

Док внимательно посмотрел на Кэпа:

– Обоснуй!

– Да легко! Помните, как в прошлые годы мы возле этого ручья загорали на камне и называли его Загоральным? Помните? Ну, и где он? Покажите мне его!

Мы стали оглядывать берег ручья. Действительно: того большого, плоского камня, на котором свободно укладывалось загорать пять тел, нигде не было. Странно!

– Вы ж понимаете, что его унести не могли ни вода, ни люди просто в силу его огромности. Согласны?