– Да, похоже, – согласился я.

– А я вас узнала, – перешла она наконец к сути своих прелюдий, – вы Николай Васильевич Харитонов^>16, художник. Не так ли?

– Что вы, – изумился я. – Поверьте, я никак не связан с живописью. Вы обознались.

– Да? – разочаровано протянула она, – вы так похожи на Николая Васильевича. Я слышала, он где-то здесь, на пароходе, и хотела попросить его написать мой портрет.

Мы помолчали.

– Ба! – вспомнил я. – Некоторое время назад на нижней палубе мужчина в полотняной косоворотке довольно профессионально и даже с каким-то азартом делал карандашные наброски пассажиров третьего класса. Спуститесь, взгляните.

– Нет, нет, я его видела, – возразила она. – Без бороды и ростом ниже. К тому же у Харитонова волосы светло-русые, как у вас, а у того – темные.

– Но, по крайней мере тот господин похож на художника. Подойдите, поговорите с ним. Может, он товарищ Харитонова?

– Мне ужасно неудобно начинать разговоры с незнакомыми мужчинами. Я к вам полчаса присматривалась, прежде чем подойти. Не могли бы вы как-то помочь?

– Сделаю все, что в моих силах, – неохотно согласился я.

Мы спустились вниз по трапу и прошли в кормовую часть судна. Мужчина, рисовавший портреты, был все еще там. Я подошел к нему и без обиняков спросил:

– Извините, вы случайно не знаете художника Харитонова?

– Знаю, – ответил он, не отрывая взгляда от незаконченного рисунка. Затем, сделав несколько размашистых штрихов, повернулся лицом ко мне. – А что вы, собственно, от него хотите? – и после небольшой паузы продолжил: – Николай Васильевич сейчас спит. Кроме того, мы еще не совсем художники, а только учимся.

Невольно разглядев вблизи лицо этого начинающего художника, я в изумлении отступил шаг назад:

– Вася Цыцын?

На долю секунды между нами повисла тишина, и затем воздух сотрясло его восторженное:

– Мишка!!!

Мы обнялись. Вася положил незаконченную работу в толстую картонную папку и стал складывать в пенал карандаши. Я, вспомнив о незнакомке, поспешил подойти к ней и пообещал, что, как только Харитонов проснется, сообщу ему о ее просьбе.

– Я Елизавета Федоровна Бродова, поклонница его творчества, – представилась она и подала мне руку.

– Очень приятно, – склонил я перед ней голову и пожал протянутую ладонь, – Михаил Ефимович Кондаков, инженер, изобретатель, коммерсант.

– Буду очень вам, Михаил Ефимович, обязана, если представите меня Харитонову. Моя каюта напротив капитанской.

Она разжала пальцы и осторожно высвободила ладонь.

Я еще раз склонил голову.

Потом мы с Васей прошли в мою каюту, по дороге заказав у буфетчика принести чаю, и потек разговор.

Вася рассказал, что учится в Петербургской академии художеств, а его друг, тоже мологжанин, Николай Васильевич Харитонов, шестой год постигает мастерство живописи у самого Ильи Ефимовича Репина и успел приобрести известность своими работами. В Мологе они собираются пробыть до начала сентября, а потом – снова в Питер. После того памятного лета Вася приезжал к тетке всего лишь раз, лет пять назад, но ни меня, ни моего молочного брата Жени, ни Ильдуса в Диево-Городище уже не было.

Я рассказал Васе о своих братьях, о том, что Женя теперь помощник инспектора Духовной семинарии, живет в Одессе, а Соня вышла замуж за священника Николая Любомудрова и живет недалеко от Мологи, в Лацком. Поведал о своей работе и целях поездки. И, наконец, о самом главном – самой прекрасной в мире женщине, с которой состою в близких отношениях. Дарованная мне Богом любовь полностью изменила и меня, и мое отношение к миру, и эти изменения мне по сердцу. Мир как бы расширился, я ощущаю незримое единение со всеми людьми, со всем миром – люблю всех и вся.