– С матом оно, конечно, веселее, – согласился я.

Карт фыркнул:

– Ты не умрёшь, ты сдохнешь!

– Зависть иссушает, – напомнил ему я.

– Не дождёшься! Пока закончится процесс моей мумификации, над тобой уже леса заколосятся.

– Вот давай за Шопена и выпьем, – предложил я.

К соседнему столику с очередной бутылкой подошёл официант. Располагавшиеся за столиком крупная блондинка и начавший лысеть лет на тридцать раньше положенного срока мужчина были, вероятно, единственными, кто пришли в ресторан, чтобы «отдохнуть». Может, нам сегодня тоже стоило надраться? Я разлил остатки водки по рюмкам и предложил Карту напиться.

– К чёрту закуску, – сказал я.

Призыв попахивал анархизмом. Карт посмотрел на свою порцию телятины и с сомнением покачал головой. Любые действия, направленные на ограничение питания он отвергал в зародыше:

– Извини, но в вопросах, связанных с застольем, я сторонник традиционных правил.

Это было неправдой, но мы выпили. В желудке стало теплее, а вот на душе по-прежнему лежала изморозь.

В ресторан впорхнула стайка молоденьких девиц и с шумом расселась за соседним столиком. Девочки были чистые, ухоженные и выглядели соблазнительно. Две из них занялись меню, а одна начала активно расстреливать нас глазками. Я знал, чем всё может кончиться. Сначала Карт пригласит их за стол, потом посадит на колени, а потом ему захочется приключений.

Когда я уходил, Карт рассказывал девочкам третий анекдот. Не знаю, показалось мне или нет, но вся четвёрка выглядела счастливой.

На крыльце ресторана я остановился и с удовольствием вдохнул осенний воздух. Дождь кончился, и под фонарями асфальт отсвечивал золотом. По улице, разрывая водяную плёнку колёсами, с шумом проносились автомобили. В гостиницу я попал далеко за полночь.

Ведомственная автостоянка перед строительным трестом была переполнена. В центре, блестя свежей полировкой, по-хозяйски располагался чёрный джип директора. Водитель, черноволосый кавказец, развернув на руле газету, сосредоточенно всматривался в убористый текст. Трудно сказать, что его могло заинтересовать в газете на тринадцатом году перестройки. Тем не менее я не стал ему мешать, запер автомобиль, и направился к центральному входу.

Для тех, кто не знал, «мемориальная» доска у дверей скромно сообщала: «Строительно-монтажный трест № 2», а чуть ниже, на жёлтом прямоугольнике, красным шрифтом шло дополнение: ООО «Стройсервис» и логотип фирмы – две парящих на голубом фоне ласточки. Мать и дочь. Вывеску закреплял ещё Смирнов. Краска была яркая, и с информацией успевали познакомиться всё, кто проезжал мимо.

Миновав тамбур, я открыл ещё одни двери, на этот раз застеклённые, и оказался в просторном вестибюле с конторкой для вахтера. За столом конторки с зажжённой лампой сидел Антоныч и мирно щёлкал семечки. С семечками он не расставался с тех пор, как бросил курить. А сделал он это на второй день после взятия Берлина. Его пепельная голова с птичьим профилем развернулась ко мне анфас:

– Ну что, – спросил он, – и до вас очередь дошла?

Хвастаться было нечем, я покорно кивнул:

– Вроде того.

Вахтёр хмыкнул:

– С одной стороны, закон, с другой – эти суки. Не надоело?

– Есть немного.

– Может, помочь чем?

– Чем тут поможешь, – сказал я, – разве что шмайсером?

Антоныч одобрительно хмыкнул.

– Анатолию-то что, денег на телохранителя пожалел?

– Ко всём телохранителей не приставишь.

– Загрызут они вас так.

– Если с рук сойдёт, то обязательно.

– Вот-вот, – он взял блюдце с шелухой и аккуратно ссыпал в стоявшее у ноги ведро. – Такая жизнь, что скоро сам себя уважать перестанешь.