Вот именно!

Но Косарев знал и весьма секретные цифры о качестве товаров, которые не смел публично оглашать.

В этой «стране мечтателей, стране ученых» от трети до половины выпущенных в 1933 году на Калатинском и Нижнетагильском заводах топоров и ухватов пошли в брак. Лишь 20 процентов из изготовленных в Нижнем Тагиле подков были признаны годными.

Что касалось рукомойников, то тагильчане ни одного высокотехнологичного бытового приспособления без брака выпустить так и не сумели.

Выход из строя оборудования, брак и аварии на пущенных в эксплуатацию предприятиях были типичной «теневой стороной» уральской индустрии, но еще не худшим вариантом. Строительство многих других предприятий, включая такие крупные заводы, как Уральский завод химического машиностроения в Свердловске, Новотагильский металлургический в Нижнем Тагиле, медеплавильный в Ревде, алюминиевый в Каменске-Уральском, из-за безграмотного руководства, распыления ресурсов, расхлябанности и бесхозяйственности было заморожено.

Экономика страны терпела колоссальные убытки.

Иногда Косарев вынужден был поддерживать и вполне безумные инициативы родной партии.

Уральский обком партии вдруг предлагает приучать коров к сельхозработам. И комсомольские организации области послушно подхватывают почин – пахать и бороновать землю на коровах, докладывают Косареву. В итоге был нанесен серьезный урон животноводству. Огромное количество коров пало или перестало давать молоко, их отправили на скотобойню.

Или: глава Уральского обкома партии Кабаков (как оказалось, мошенник, позже расстрелян за дело) заявил, что у него в амбарах миллион пудов зерна. Проверили: 207 тысяч. И такие приписки стали правилом по всей стране.

Мне это представляется сегодня так. Низы, чтобы уцелеть, лгали о выработке начальству, а те – более высокому начальству, и так до самого Сталина. Поэтому и вменяемые ребята в комсомоле, и Косарев либо убеждали себя, что говорят правду своим организациям, либо говорили с пониманием, что необходимо и выбор невелик: либо делать то, что требует партия, либо расстрел.

Этот так называемый подъем – вплоть до сталинского «Жить стало лучше, жить стало веселей!» – вся страна сочла бы катастрофой, если бы не цензура, не полный контроль над прессой, даже пионерской и комсомольской. А Интернета тогда не было.

Но в газеты все равно шли потоком письма без подписи. А оттуда в виде распечаток под грифом «Совершенно секретно!» попадали в НКВД, на стол к Сталину, партийным функционерам, в том числе и Косареву.

В РЕДАКЦИЮ ГАЗЕТЫ «ИЗВЕСТИЯ», ИЮЛЬ 1932 ГОДА.

«Вашим статьям никто не верит, что у нас нет голода. У нас страшный, отчаянный голод, люди пухнут и умирают с голода. Как собак десятками хоронят без гробов. И это в стране, откуда до войны вывозили за границу хлеб, мясо и другие сельскохозяйственные продукты. (Это правда, с 1931 года зерно продавали Эстонии! – А.К.) На полях Украины ничего нет, все заросло сорняками и бурьяном. Больше половины земли осталось незасеянной. Свекла вся пропала. Раздетые, разутые и голодные колхозники не выходят на работу и уезжают, кто куда».

«В чем наши успехи пятилетки? Не в том ли, что мы, как египетские фараоны, понастроили пирамид – фабрики и заводы, которые за отсутствием сырья стоят. После целого дня тяжелого труда приходится ночевать на улице или под забором. Кругом люди раздетые, босые, с жуткими опухшими ногами».

А девять человек из тех самых делегатов съезда комсомола анонимно писали – и каково это Косареву было читать:

«Для чего нас, рабочих, от станков сюда созвали? Не для того ли, чтобы поднакачать на усиленную работу, поднять энтузиазм. Тов. Косарев много говорил, агитировал, и всё на ветер. Пословица говорит: «Голодный сытому не товарищ, или сытый голодного не разумеет». Мы приехали сюда с фабрик и заводов, а наши семьи там голодают.