– Спасибо, что повторила, – наконец произносит он низким голосом. По выражению его лица невозможно понять, что он чувствует. Он отстранен, насколько это возможно. – Знаю, что это было непросто.

– Уверена, что слушать это еще хуже, – вздыхаю я, пытаясь уловить хоть какую-то реакцию. Увидеть живого человека. Но он лишь выдерживает паузу и признает:

– Да, это верно.

– Что собираешься делать дальше? – Я тут же жалею об этом вопросе. – Прости, это не мое дело. Мы толком не знакомы, так что, пожалуйста, забудь, что я спросила.

– Нет, все в порядке. У нас общее прошлое все-таки. – Он улыбается, но как-то натянуто. Просто растягивает губы, и все. – Ты имеешь право задать этот вопрос.

– Из-за детской дружбы? – Я пытаюсь разрядить обстановку, и, клянусь, он улыбается шире и, кажется, искреннее.

– Мы расстались больше чем друзьями, тебе не кажется? – Он чертовски сексуально приподнимает бровь. Я хлопаю ресницами. Он не забыл о поцелуе. Наружу вырывается неконтролируемый нервный смешок.

– Мы же были детьми. Это ничего не значило.

– Я тогда был застенчивым и неуверенным в себе и не мог тебе признаться, но я был по уши в тебя влюблен, – признается он, и его улыбка исчезает. – Картер убил бы меня, если бы узнал, что чаще всего я приходил к вам домой, чтобы только увидеть тебя хоть ненадолго.

Я снова смеюсь, но на этот раз не так нервно, хотя сердце неистово трепещет в груди. Я рада и взволнована его признанием.

– Ты был влюблен… в меня?

Он кивает:

– Тогда я не мог разговаривать с девушками. Как будто мои голосовые связки замирали каждый раз, когда я к ним приближался. Кроме… кроме тебя.

Оу. Я и не подозревала, что он так думал.

– Ты всегда так хорошо ко мне относился, – говорю я. – Лучше, чем остальные дружки Картера.

– Ну ты же мне нравилась.

Очень хочется знать почему.

– Мне было двенадцать, я была страшненькая.

– Ну не такая уж и страшненькая.

– У меня была стадия гадкого утенка, – признаюсь я. Так оно и было, клянусь. Я вспоминаю себя на фотографиях того периода и думаю только «фууу».

– Так и я был таким же, – соглашается он. – Мне тогда через многое пришлось пройти. Семья возлагала на меня огромные надежды с самого раннего возраста. Безумное давление, которое на меня оказывали как на наследника семейного бизнеса, не придавало мне уверенности. Наоборот, я был до смерти напуган.

Это так грустно.

– Я хочу, чтобы ты знал, что я понятия не имела, что твоя семья владеет корпорацией «Уайлдер».

– Правда? – Он, кажется, больше шокирован моим маленьким откровением, чем ужасной историей, которую я поведала о его невесте? Боже, надеюсь, что нет.

– Хотя чего я удивляюсь. Я об этом никому особо не рассказывал. Я не хотел, чтобы кто-то знал, что мы богачи. Я хотел чувствовать себя…

– …нормальным, – заканчиваю я за него.

Он кивает. Я прерываю затянувшееся молчание:

– Мне жаль. Из-за Тиффани.

Он поджимает губы и кивает мне. Один из жестов в духе «я в порядке», когда человек совсем не в порядке.

– Я расторгну помолвку. Если не сегодня, то очень скоро.

Я на мгновение приоткрываю рот. Приходится напомнить себе, что его нужно закрывать.

– Ты уверен, что хочешь это сделать?

– Я не хочу быть с женщиной, которая не хочет быть со мной.

Такая простая фраза, но в ней так много смысла.

– То есть ты мне веришь?

Кажется, мой вопрос его обидел.

– А у тебя есть причины врать?

– Нет, конечно, – я пожимаю плечами. – Хотя Тиффани наверняка обвинит меня во лжи.

– Она сделает что угодно, чтобы сохранить лицо, – выплевывает он. А вот и эмоции. В его голосе слышится горечь. Меня охватывает паника, я прижимаю руку к груди, приказав себе успокоиться. Я не хочу быть причиной их разрыва. О, я знаю, что не я основная причина, но я поспособствовала разрыву их помолвки.