Наконец, в тот же день вечером императрица привлекла общее внимание каким-то интересным рассказом. Барона Сент-Элена не было в комнате. Когда он возвратился, императрица по просьбе всего общества соизволила повторить для него свой рассказ. Сент-Элен, утомленный с дороги, начал, слушая ее, зевать и скоро задремал. «Этого только недоставало, господа, чтобы довершить любезность вашу, – сказала императрица, – я вполне довольна».
Никто не мог быть величественнее императрицы во время торжественных приемов. Никто не мог быть ее приветливее, любезнее и снисходительнее в малом кругу приближенных к ней лиц. Перед тем как садиться за игру в карты, окидывала она общество взглядом, желая убедиться, что каждый пристроен. Она до того простирала внимание, что приказывала опускать шторы, когда замечала, что солнце кому-нибудь неприятно светит в глаза. Однажды играла Екатерина на бильярде с кем-то из приближенных царедворцев. В это время вошел Иван Иванович Шувалов. Императрица низко ему присела. Присутствующие сочли это насмешкой и засмеялись принужденным и угодливым смехом. Тогда императрица приняла серьезный вид и сказала: «Вот уже сорок лет, что мы друзья с господином обер-камергером, а потому нам очень извинительно шутить между собою». (Все эти подробности об императрице Екатерине собраны из рассказов графини Головиной.)
Князь Юсупов говорит, что императрица любила повторять следующую пословицу: «Не довольно быть вельможею, нужно еще быть учтивым».
Князь Яков Иванович Лобанов говорит, что императрица имела особенный дар приспосабливать к обстоятельствам выражение лица своего. Часто после вспышки гнева в кабинете подходила она к зеркалу, так сказать углаживала, прибирала черты свои и являлась в приемную залу со светлым и царственно приветливым лицом. Так, сказывают, было, когда она получила известие о революционном движении и кровавых событиях в Варшаве. Императрице доложили о приезде курьера. Она пошла в свой кабинет, прочла доставленные ей донесения и выслушала рассказы приезжего. Можно представить себе, как всё это ее взволновало. Она очень вспылила и топала ногами. Пробыв несколько времени в кабинете, возвратилась она в комнату, где оставила общество, с великим князем Константином Павловичем под руку и, смеясь, сказала: «Не осуждайте меня, что являюсь с молодым человеком». Она досидела весь вечер как ни в чем не бывало, и никто не мог догадаться, что у нее было на уме и на душе.
Князь Платон Степанович Мещерский был при Екатерине наместником в Казани, откуда приехал он с разными проектами и бумагами для представления их на благоусмотрение императрицы. Бумаги были ей отданы, и Мещерский ожидал приказания явиться к императрице для доклада. Однажды на куртаге императрица извиняется перед ним, что еще не призывала его. «Помилуйте, ваше величество, я ваш, дела ваши, губернии ваши; хоть меня и вовсе не призывайте, это совершенно от вас зависит». Наконец день назначен. Мещерский является к императрице и перед началом доклада кладет шляпу свою на столик ее, запросто подвигает стул себе и садится. Государыня сначала была несколько удивлена такой непринужденностью, но потом, разобрав его бумаги и выслушав его, осталась им очень довольна и оценила его ум.
Павел Петрович, будучи еще великим князем, полюбил Мещерского. Однажды был назначен у великого князя бал в Павловске или в Гатчине. Племянник Мещерского, граф Николай Петрович Румянцев, встретясь с ним, говорит, что надеется видеться с ним в такой-то день.
– А где же?
– Да у великого князя: у него бал, и вы, верно, приглашены.