Не знаю, с кем беседовал руководитель моей тети Нюси [Рог13] профессор А. М. Ольшанецкий (директором Медицинского был доцент кафедры акушерства и гинекологии Калиниченко, которую А. М. возглавлял), но он слег надолго с инфарктом. Нюсю отчислили из аспирантуры и распределили ее, умницу и еврейскую красавицу [Рог13], участковым врачом в бандеровское село на Западной Украине. С большим трудом, благодаря связям матери, ее удалось оставить в Киеве врачом в детском садике, где она проработала всю жизнь.

Сын Ольшанецкого, Александр Александрович, окончил Киевский медицинский в 21 год и через три года, в 1951, блестяще защитил кандидатскую диссертацию по хирургии. Места ему в Киеве не нашлось. Уже шла борьба с космополитами. Пришлось поездить по украинским городам и весям, пока он не стал доктором и профессором, создателем собственной школы хирургии. В Киев он так и не вернулся.

С этого времени еврейским мальчикам и девочкам, мечтающим стать врачами в третьем и четвертом поколении, путь в киевский Мед был заказан. Исключения были, в основном для детей еще работающих профессоров.

Не только евреи были хорошими врачами. Но их подавление повлияло на всех – талантливые и порядочные врачи рассматривались как «белые евреи» [Рог15], а почти все руководящие посты заняли национальные кадры с определенным набором качеств, одним из которых был антисемитизм, а другим – готовность делать все, что скажет начальство, включая подлости по отношению к коллегам любой национальности. Новые руководители, будучи отличниками соцсоревнования по искоренению космополитов, ходили, уже после реабилитации кремлевских врачей, по собственной инициативе по кладбищам, чтобы удостовериться в именах – отчествах предков своих «подозрительных» сотрудников.

Папина агония продолжалась. Он срывал с себя одежду, стонал, кричал, хватался за кровать.

Ужасное чувство бессилия, когда ты ничего не можешь сделать, чтобы если не отсрочить смерть, то хотя бы дать человеку – папе! — умереть достойно, сжигало меня. Даже броситься на этого бугая и заставить его делать – что? — все было бессмысленно.

Папа стал затихать. Вскоре его не стало.

Абрам Рогозовский родился 30 августа (13 сентября) 1912 года в Киеве. Дед построил дом на Шулявке, на улице Керосинной, возле будущего почтового ящика 2. Дом сохранялся до девяностых годов. О деде, прадеде и семье Рогозовских я писал в книге первой [Рог13]. Папа вел обычную жизнь еврейского мальчика из семьи с достатком.

В отличие от Мотеле, который хотел в хедер, но ходить в него не смог, папа, если не хедер, то обучение у меламеда успешно окончил. Меламед – племянник Бейлиса, получил за это от деда часы. А до этого дед подарил папе жеребенка, который чуть не убил его. Шрам от копыта остался у папы на всю жизнь. Если до войны кто – то мог принять его за бандитский, после войны шрам вопросов не вызывал. Учился в трудовой школе, потом в строительном техникуме. Там у него появились друзья, которые остались у него на всю жизнь.

Вспоминал он и учителя математики, талантливого педагога, пробудившего интерес к математике у многих. Среди папиных однокашников были Илья Рапопорт, Юзик Улицкий, Гриша Стрельцесс [Рог13].

После техникума поступил в Ленинградский автодорожный институт, на специальность мосты и дороги. Нередко воспоминал о преподавателях и студентах, среди последних были и ставшие известными Сергей Антонов (писатель) и Иван Манюшис (Предсовмина Литовской ССР, вспомнивший перед назначением свое имя – Юозас).