В Киеве произошло землетрясение. В школе нас учили, что Киев находится на украинском гранитном щите, и землетрясений здесь быть не может. Однако Днепр протекает по разломам этого щита, а на границах разломов обязательно образуются карсты, пещеры и впадины, которые имеют нехорошее свойство создавать резонанс при колебаниях грунтов.

Именно поэтому, несмотря на удаленность Днепра от центра землетрясения во Вранче (румынские Карпаты), сила земных колебаний в северной части Украины может резонансно возрастать. Во Вранче было 7,2 балла по шкале Рихтера, в Киеве – 5.

Помню, что старался не суетиться и спокойно объяснить Нине, что это землетрясение. «Заворачивай Васю, буди Диму, я сейчас соберу документы, и мы выходим из дома». Жили мы на 16 этаже в каркасно – кирпичном доме. Одели куртки, взяли две сумки. Я нес Васю, завернутого в одеяло – он прихварывал. Что творилось в двух лифтах – грузовом и пассажирском – передать страшно. Оттуда вываливались полуголые женщины, кого – то выталкивали, кого – то втягивали. На лестнице сначала народу было немного, потом его становилось все больше, кто – то пытался обогнать других, его шпыняли. Выскочили на улицу. По обеим сторонам Красноармейской стояли высокие дома, на тротуарах оставаться было опасно, на середину улицы выйти было нельзя – ездили машины. Перед соседним домом медиков, где жил Амосов, был небольшой скверик, отделяющий дом от тротуара. Мы расположились в нем. Было необычно тепло для марта, около 18º С. Но многие были полураздеты, и им было неуютно на улице. И они пошли в подъезд дома медиков. На мои вопросы, для чего же они покинули свой дом, если собираются прятаться в подъезде чужого, никто отвечать не собирался. Мы ощутили еще пару слабых толчков, и все затихло. В скверике нас осталось несколько человек. Еще где – то с час – полтора пробыли на улице, а потом решили вернуться домой. Лифт работал!

У Васи в этот раз ничего сложного не произошло, но как – то он стал чаще болеть.

В июне он снова заболел, и участковый педиатр, заменившая Андрусенко, определила двустороннее воспаление легких и посоветовала отвезти Васю в больницу. Нина ушла на бюллетень – не хотела отдавать туда ребенка. Через день пришла Каневская – семейный врач, лечившая детей Рогозовских – в том числе меня и мою двоюродную сестру Рену. Сказала, что молоденькая врачиха – ее внучка и хороший диагност, ей не только можно, но и нужно доверять. Послушала Васю и сказала, что диагноз правильный. В наших условиях, сказала она, когда трудно надеяться на регулярный приход медсестер с уколами антибиотиков дважды в день, больница – лучшее решение. А она постарается посодействовать, чтобы Нина оставалась там с Васей.

Инфекционное отделение детской больницы № 12 помещалось на Красноармейской, чуть ли напротив нашего дома. Нину удалось оставить в палате (спала на стульях) с запрещением выхода. Нина заботилась не только о Васе, но помогала ухаживать и за другими детками. Жар у Васи держался несколько дней. Потом стало получше. Пенициллиновый курс длился около 10 дней. Вася часто просил: «Читай». Одна из книг, взятых с собой в больницу, была книжка Заходера «Кит и Кот». Стих, давший название книги, Вася знал, но ему было трудно воспроизводить его весь. На магнитофонной записи, сделанной после больницы, Нина делала паузу перед последним словом в каждой строчке, и он ее заканчивал.

Васю вроде бы вылечили, и я их уже ждал дома, но зав. отделением попросила Нину остаться еще буквально на пару дней – больнице не хватало немного до плана по койко – дням. Взамен заведующая обещала продление бюллетеня, чтобы Нина могла побыть с Васей дома. Нина согласилась, и это привело к неожиданным последствиям. Основной принцип брежневского социализма: ты мне, я тебе, в очередной раз не сработал. Обычно проигрывала слабейшая сторона, а не та, которая играла «за государство».