После этого меня отправили в командировку в Краснодар, чтобы отвезти больного в неврологическое отделение и найти солдата, который не возвратился после лечения из тамошнего госпиталя. Как было известно из предыстории, дезертир делал ремонт на квартире санинструктора Катковой. С её слов, маленько тормозил. И для ускорения процесса она огрела его поленом по голове, а затем её новый воздыхатель – замполит части – приложил к нему свою руку. В итоге с закрытой черепно-мозговой травмой он пропал на несколько месяцев. Учитывая его прошлое: армянин, неполная семья, самовольное оставление части из Тамбова – не исключено, что скрывался дома.

Своего больного я «сдал» в госпиталь Моздока, а сам отправился в Ростов. Половину пути проехал на электричках, половину дороги на попутке-таблетке за символическую плату. Здесь пробыл три дня. Хотел привезти выписку из приказа на мой перевод, но меня разочаровали – никакого приказа не было и в помине. Отношение и представление на перевод уже год витало в неизвестных направлениях. Из Ростова я направился в Краснодар (семь часов езды на поезде), там и начал поиски сбежавшего солдата. В столице Кубани его не оказалось, что подтвердил и начмед госпиталя, где он лечился, и комендант Краснодара.

Из Краснодара мой путь лежал к станице Брюховецкой (это в сотне километрах от него) и далее на хутор Суворовский, о котором даже не знали местные таксисты и автобусные диспетчера. Однако товарищ М. вполне мог отсиживаться именно там. Я обратился в управление внутренних дел. Кто-то из оперов вспомнил, что это его район, но сказал, что вечером туда не поедет. На УАЗике меня отвезли в станичную гостиницу, где я снял койку в номере на восемь человек, а поутру вновь стал осаждать блюстителей порядка.

Пообщавшись с местной милицией, мы разработали план поисков и задержания. Поначалу необходимо было задержать хулигана-наркомана, а затем солдата-дезертира. Всё прошло успешно, и мы вместе возвратились в станицу. Первого сдали осведомители, а второго обнаружили спящим в заброшенном бараке. Никто не пытался бежать. Помощь здешней милиции меня поразила: не думал, что они могут быть вежливыми не только по телевизору. Этому бы поучиться кавказским защитникам порядка, которые только и думают, как навариться на военном, возвращающемся из Чечни, как выманить «лишние» деньги или подбросить в его карманы патроны да коноплю.

Сейчас готовлюсь к очередной поездке, но это будет лишь после первого марта. На горизонте командировка в Уссурийск на поиски фотографии или родственников погибшего солдата. Уже сделал пробное мероприятие, заикнувшись комбату о своей заинтересованности в этом вопросе.

У нас сейчас эпидемия гриппа, и я практически поселился в своём медицинском пункте батальона. Отчасти мне это даже нравится – я всегда в курсе происходящего.

Шесть месяцев учился в Ростове-на-Дону на базе окружного военного госпиталя на специальность «психиатр». Пообещали перевести меня на эту должность в Ханкалинский госпиталь, но пока всё откладывается.

В очередной раз «добиваю» командира, чтобы он подписал мне представление на перевод в госпиталь на должность начальника психиатрического отделения. Провёл эксперимент под названием «Как покончить жизнь самоубийством?». Вывесил на доске объявлений способы и методы суицида, скачанные мною из интернета. В них предлагалось выпить восемнадцать литров воды или проглотить сто таблеток аспирина, поесть крысиного яда… При этом красочно описывались мучительные картины смерти суицидента. Резонанс получился широкий. Дошло до главного «политолога» дивизии. Написал объяснительную, что подобное «просвещение» лишь уменьшает суицидальную напряжённость в воинском коллективе. Это базировалось на опыте американской армии. Убедил. Сейчас провожу анти-эксперимент по «сохранению жизни». Всё объясняет одно загадочное, таинственное и поэтому пугающее слово «психиатр». Давно у меня не было столько полномочий.