– Вот жеж милота какая! – восклицаю я.

– Ишь, какой изменник! – ревнует хозяйка, улыбаясь.

А он у меня на руках устроился, лапки на окно положил и, как собачка, едет и глазеет по сторонам.

Доехали быстро, за разговорами. Так я люблю такие плюшевые поездки! И даже пьяный пассажир не в тягость с такими "отягчающими обстоятельствами".

2

Вечер, близится к одиннадцати.

Заказ – в далекий, район новостроек Парголово. У дома стоит в полумраке фигура женщины. В ней читалась такая неподдельная, пронзительная тревога. Она села в машину, и тишину разорвали тихие, горестные всхлипы.

Заметила, что чаще ко мне в машину садятся женщины. Может, Яндекс оберегает, а может, сама судьба посылает тех, кому сейчас особенно нужна поддержка, нуждается в тихом слушателе.

– Девушка, с вами все в порядке? – спрашиваю, трогаясь с места. Голос мой звучит тихо, с искренним сочувствием.

И ее прорывает. Слова хлещут, словно из разорвавшейся плотины:

– Нет! Я убежала… убежала от него! Он напился… его словно подменили… Крыша съехала, понимаете? Дрался… А потом выскочил на улицу, в машину прыгнул, по дороге несколько машин разбил… Кто-то из соседей полицию вызвал, его забрали. Я… я тоже заявление на него написала. И побои сняла… Он и ребенка… бил…

Я молчу, даю ей выплакаться, выговориться, излить душу. Но вдруг… она достает телефон, и в свете экрана я вижу, как по щекам снова катятся слезы. Она смотрит на его фото и всхлипывает.

– Мне так жалко его… Он ведь хороший, вообще-то… Может, забрать заявление? А то посадят ведь…

Что тут скажешь… Сердцу не прикажешь, каждому своя любовь, своя трагедия. Женщина, чье подсознание жаждет бури, никогда не выберет тихого, надежного мужчину. Она просто пройдет мимо, не заметит, не откликнется… Потому что внутренние, невидимые нити тянут её к другому, к тому, кто способен ранить и, одновременно, заставить сердце биться чаще. Иррациональность чувств порой не поддается логике.

3

Время около девяти вечера.

В свете фонарей проступил силуэт женщины в хиджабе. Трое детей, словно птенцы, жались к ней: кроха лет трех, мальчик постарше – около пяти, и девочка, должно быть, семи-восьми лет. Небольшой чемоданчик с ручкой в руках. Женщина была красива, с тщательно нанесенным макияжем, ухоженная, несмотря на тревогу, застывшую в глазах.

Я переспросила адрес, словно боясь разрушить хрупкую реальность.

– Отель, да… Я ушла от мужа… – слова давались ей с трудом. – Он кричал на меня, кричал… Я просила: не кричи… – Говорила она по-русски понятно, но сдержанно, будто каждое слово – осколок былой боли. Однако смысл был ясен, и в этой ясности звучала тихая сила.

– Вы отель забронировали? – участливо поинтересовалась я.

– Нет… думаю, на месте разберусь… – ответила она с надеждой в голосе.

– Это опрометчиво. Осень, город полон туристов, может не быть мест совсем…

Вдруг, словно прорвав плотину молчания, она заговорила, и в каждом слове чувствовалась отчаянная решимость:

– Я ему говорила: я уйду один раз, если уйду. А он в ссоре кричал, кричал… и сказал: "Да пошла ты на х…" – она запнулась, не договорив, словно стыдясь этих слов. – Ну, я и пошла…

И мне стало больно за нее. Больно от осознания, что с тремя маленькими детьми она решилась на этот отчаянный шаг. И в то же время я восхищалась ее мужеством.

– Куда же ты, ночью, от мужа, да еще и без брони?

– Ничего, все будет хорошо, – прозвучал ее тихий, но твердый ответ. – Завтра билеты куплю и уеду домой, на родину… Документы все при мне.

Пока мы ехали, телефон разрывался от звонков. Муж набирал без перерыва – на ее номер, на номер старшей дочки. Один раз она ответила, спокойно и коротко поговорив на своем языке. Но он не унимался. Младшая дочка уснула, утомленная переживаниями, а средняя, с тревогой в голосе, прошептала: "Мама, поехали уже домой…"