«Ну, как обычно топят котят!» – ответила та, удивляясь непонятливости взрослого мужчины, к тому же следователя прокуратуры. Никакого волнения, ни дрожания рук не видел я, и не слышал прерывистой речи. Обыденность и какая-то даже вялость. Я понимал, что в ее глазах жизнь существа, которого она девять месяцев в себе носила, которого родила, немногого стоит. Покорми его она хоть раз своей грудью, чтобы он своим беззубым ртом приник к ее соску, все было бы иначе. У нее проснулся бы инстинкт материнства, а так… А так, передо мной была живая женщина, с холодной, каменной душой.

Я не выдержал и сказал родительнице, возмущенно: «Да как у Вас рука навернулась?»

Она ответила спокойно: «А разве я этого не могу сделать? Ведь ребенок-то мой!

Топим же мы котят»…

«Но это же ребенок, человек, разве можно его сравнивать с котенком? Это же – преступление!» – вырвалось у меня

Она удивилась, пожала плечами и сказала: «Да, что я одна такая, что ли? А Снегирева Палашка, а Кузнецова Лидка, а»…

Список оказался довольно длинным, следователь торопливо записывал фамилии в блокнот, а я понимал, что отсюда мне скоро не выбраться.

Последняя поездка

Она вышла на перрон вокзала Куйбышев. Только сегодня она вернулась из поездки. Трое суток вагонной суеты. И хотя работа была физически не трудной, она от этой поездки устала до чертиков. Днем нет покоя от пассажиров, всем им что-то надо, и немедленно, и только сейчас. Тому нужно немедленно побриться, и он требует включить электричество,

Тому нужен чай, хотя он только что вошел в вагон, и не успел даже разложить свои вещи по полкам. Там кто-то открыл окно, и а другой требует его закрыть, потому что его всю жизнь преследуют сквозняки. А там жалуются на плохую вентиляцию купе. Тот резким тоном требует открыть дверь туалета, хотя прекрасно знает, что на длительных стоянках крупных железнодорожных станций, туалеты не должны работать. Наступает вечер, кажется, пассажиры угомонились, но нет, какой-то пассажир, перегрузившись горячительными напитками, решил исполнить несколько оперных арий, возомнив себя новым Карузо. А потом начинают мелькать станции, и на каждой открывай двери, выходи с флажком, встречай и провожай пассажиров. А тут, на ее беду, заболела напарница, пришлось делать все самой. Но, слава Богу, все неприятности позади. Впереди трое суток отдыха. Сегодня солнечно, первая половина сентября, приятное тепло ласкает тело. Можно махнуть домой, к матери, а, если повезет, то встретиться с Костей. Она уже неделю, как его не видела и истосковалась по его крепким объятьям. Как прежде он любил, как ждал ее. Он был готов отдать все за мгновение, только бы видеть ее. Он поклонялся ей, как божеству. И она все тело свое и душу отдавала ему, не скупясь ни на слова любви, ни на ласки.

Постояв в раздумье несколько минут на перроне, она двинулась к общежитию, там переодевшись во все свежее, направилась к столовой, решив, что совсем неплохо будет перед дорогой немного подкрепиться. Там в самом конце столовой, за столиком у окна сидели ее подруги по работе Лиза Сыромятина из Кряжа и Светлана Боборыкина из Зубчаниновки. Один стул был свободен. Она подошла, села, спросила:

«Что девочки заказали?»

«Овощное рагу и биточки!» – ответила за всех Боборыкина.

«А винегрет есть?»

«Опять ты за свой винегрет, да соевые бобы! – усмехнулась Лиза Сыромятина, – Ты случайно, Кать, не забеременела?»

Да ну, вас, – отмахнулась Катя, пошла к раздаточной и вернулась с тарелкой винегрета и соевыми бобами. Плотно усевшись, она взяла вилку и принялась за еду, торопливо, почти не разжевывая пищу,