Вырыть яму, чтоб туда свалился ночью сосед, и сломал себе ногу, поставить растяжку, соединив ее с взрывным устройством – ума много не надо. А вот, чтобы создать что-то позаковырестее, это уже требует размышлений.

В работе судебно-медицинского эксперта всякое бывает, в том числе и месть. И пусть она до глупости проста, а вот доказательств потребует серьезных.

Приведу несколько примеров из своей практики.

Живут два соседа – Куренцов и Накиченович. Долго и мирно живут. Да и делить-то им нечего. Морской песчаный берег, находящийся от них в нескольких десятков метров, скудную землю, образующую приусадебные участки, да свод небес, жаром дышащего летом. Мужики соберутся по свободе, задымят цигарками, поговорят о политике и о днях насущных, на праздники по чарочке врежут – вот и все дела. Весь день-то на работе. Меж женами иногда тень ляжет, из-за детишек повздорят, подуются друг на дружку, потом глянут, а детишки уже мирно меж собою играют. И улетает тень, опять улыбаются бабы, заходят, чтобы покалякать о своих, бабьих делах. Как-то оно вышло, что привез Накиченович сетку металлическую, вдвое разрезал ее и стал огород городить, говорил, что соседская коза замучила, то, и дело по огороду шастает. Хоть на том огороде бурьяны буйно растут. Засопел в две дырочки Куренцов, но ничего не сказал. Но, только, как-то, курица Накиченовича через сетку ту во двор к нему перелетела. Он, возьми, да палкой ее огрей, закудахтала курица, на одной ноге попрыгала. Сцепились меж собой мужики, бабы друг дружке в волосы вцепились – крики на весь Эльтиген! Одолел Накиченович, посильней и потяжелей оказался, под глаз соседу синяк поставил, на лбу ссадину небольшую. Как ту обиду неотомщенной оставить. Никак нельзя! Пришел ко мне Куренцов на освидетельствование, как в народе нашем говорят – пришел снять побои. Естественно, уже несколько дней прошло после драки. Записал в акт я повреждение, дал им квалификацию и говорю: «В нарсуд обращайтесь, в порядке частного обвинения»

«Как в суд, – возмутился Куренцов, – я хочу, чтоб Накиченовича в тюрьму посадили!»

«Я ни прокурор, ни судья, сажать в тюрьму у меня права нет, жалуйтесь!»

Ушел Куренцов, я и забыл о нем. Но он о себе напомнил. Пришел снова с направлением от прокурора и выпиской из истории болезни, а в ней диагноз – «Рожистое воспаление лица» И вопросы: имеет ли связь рожистое воспаление с травмой? К какой степени тяжести относятся телесные повреждения?

Пришлось мне писать, что при разрыве во времени между ссадиной и рожистым воспалением в две недели, этот вопрос решается отрицательно. Сами же повреждения относятся к разряду легких, без расстройства здоровья. Я, естественно, догадывался, каким образом Куренцов вызвал рожистый процесс, но не стал об этом даже упоминать. Не рождай сам себе неприятностей – вот принцип нормальной работы.

Прошло еще две недели, и меня с прокурором города Керчи Шининым И. Г. вызвали в горком партии, к третьему секретарю Ерохину. Разговор, который произошел, стоит того, чтобы его вкратце передать. Вначале мы вынуждены были долго ожидать в приемной, пока нас вызовут. Мне показалось, что секретарь хотел, чтобы мы созрели и прониклись важностью предстоящей беседы. Наконец, секретарь секретаря, милая, но серьезного внешнего вида девица, пригласила нас войти. Вошли. Не поднимаясь из-за стола, молча, Ерохин жестом указал нам места, где мы должны были сесть. Вид у него был негодующе-спокойным. Я сохранял внешне безразличный вид, ничуть не волнуясь. Для этого у меня были основания: я был беспартийным и я никому в городе не был подчинен. Иное дело Иван Григорьевич. На лице его можно было прочитать некоторое беспокойство. Выдержав долгую паузу, третий секретарь горкома грозно сказал, обращаясь к прокурору: