– Разрешите идти? – вставая и отдавая честь, спросил Салман.

– Да расслабься уже! Эти штучки прибереги для соблюдения в присутствии личного состава и других, а так, я всё пойму. Уважение это, друг мой, надо заслужить. Надеюсь, мы найдем точки соприкосновения. Жду после обеда или я пришлю за тобой дежурного по штабу, он тебя найдёт.

– Спасибо, товарищ капитан…

Салман подошёл к дежурному по штабу. Тот смотрел на него, будто видел нечто невообразимое.

– Командир у себя? – спросил Тасаев.

– Нет, командир на выезде. Вот, он оставил для тебя пакет. Тасаев взял запечатанный пакет. Быстро его распечатав, Салман нашел в нём тот самый конверт с письмом от майора Русова.

Он надел свою шинель, вышел и спокойно побрёл к курилке. За спиной он услышал звук открывшейся двери штаба, и вдогонку ему раздался голос дежурного по штабу:

– Командир велел, чтобы ты пошел в столовую и покушал…

В зале столовой не было никого. Через «окно» подачи пищи Салман увидел суетящихся солдат – поваров в белых халатах и высоких колпаках на головах. Он крикнул в проём окна:

– Где дежурный по столовой?

– Я здесь, что надо? – вынырнул за его спиной, из-под обеденного стола в зале заспанный сержант. Увидев Тасаева, он опомнился и сказал, что он в курсе и сейчас всё организует. До обеда оставалось ещё несколько часов. Видимо, дежурного по столовой предупредил дежурный по штабу.

Салман отошёл в дальний угол зала и присел за крайний стол. Он достал из нагрудного кармана конверт от майора Русова – две страницы листков из школьной тетради с красными полями по краям. Салман бережно развернул письмо и начал читать текст, написанный красивым, аккуратным почерком:

«Здравствуй, дорогой мой Салман! Сынок, если ты читаешь эти строки, значит ты благополучно вернулся в часть. Я очень рад этому, и уверен в том, что у тебя всё хорошо. Помнишь, мой дорогой, когда я летом приезжал к тебе в Дисбат во второй раз, за время твоего заключения? Ты тогда находился в карцере, и я принудил привести тебя на КПП. Конвойные, которые привели тебя, разрешили посадить тебя в машину, которая стояла у шлагбаума. Мы с тобой говорили недолго. Я передал тебе гостинцы из посылки, которая пришла на адрес нашей части от твоей замечательной мамы, и письмо от твоей мамы. Тогда я тебе ничего не стал говорить, в особенности о том, что я на следующий день уезжал на поезде в Хабаровск, а оттуда самолётом на Кавказ до Минеральных Вод. И таким образом я добрался до города Грозного, а оттуда к вам домой. Твои не знали, что я еду. Встретили меня с большим теплом и радушием и были искренне благодарны за визит. Первым делом, хочу сказать про твоего отца Наурдина. Неожиданно для меня, он проявил себя очень достойно и мужественно. И не только твой Дада – отец, ведь так вы все обращаетесь к отцу. Ваш Дада, не переставал меня удивлять! Он ни разу не спросил у меня про тебя, только лишь через неделю, когда я уезжал, и мы вышли попрощаться с твоей мамой Тагибат, братьями и сестрами, и не только с ними – казалось, вся родня ваша, да и соседи ваши пришли меня провожать, только в этот час я смог заметить грусть в их глазах, до этого будто и не было причины твоей сопричастности моему визиту. Какая сила и мощь в характере и устоях твоего народа. Только там, у вас дома, по сути для меня раскрылся характер и нрав чеченцев. В минуты расставания я понял, что в глазах твоего Дады горел этот один вопрос – как он… его сын. Я попросил его отойти в сторонку со мной, взяв его под руку. Он стоял и не шевелился, но вокруг все отошли на дистанцию. Я попросил его, доверчиво обняв за плечи: