Вот из-за этих-то предубеждений скорая помощь была вызвана уже непосредственно во время родов, вследствие чего мы, конечно, опоздали…

– Андрей!!! – кричала мне в трубку диспетчер. – Вы где?!

– Подъезжаем, – уклончиво отвечал я, ожидая самого худшего. Оно не заставило себя ждать.

– Там сейчас фельдшер ФАПа (фельдшерско-акушерский пункт), она говорит, что пациентка уже рожает. Точнее, фактически родила, но она боится перерезать пуповину, будет ждать вас. Ты успеешь?

– Успею! – отвечал я, холодея. Если пуповина не будет перерезана, ребёнок может не сделать первый вдох. Так как именно пуповина поставляла ему кислород во время всей беременности, а, как известно, ко всему хорошему быстро привыкаешь. Это, конечно, редкость, обычно дети начинают дышать с ещё даже не перерезанной пуповиной, но на тот момент лишний риск был для меня неприемлем.

Если до этого момента мы просто мчались по скользкой от дождя дороге, то после звонка уже летели с риском для жизни.

В дом мы с Олей (это моя медсестра на ту смену) влетели невзирая на побочные преграды вроде попадающихся по дороге людей. Но на деле всё оказалось куда прозаичней: фельдшер ФАПа успешно приняла роды, а мы успешно перехватили у неё инициативу: провели полную обработку младенца фурацилином, перерезали пуповину, запеленали ребёнка (пеленала Оля, я бы, наверное, не смог, к своему стыду). И да, ребенок превосходно раздышался и дал всем об этом знать громким плачем, даже имея при себе целую пуповину.

Родилась девочка. Каролина. Два килограмма семьсот граммов. Что, конечно, маловато для новорожденного ребенка. Тем не менее, мы довезли и мать, и Каролину до больницы мегаполиса (за сорок километров) и сдали на руки врачам.

После передачи, сев в машину, мы долго не трогались. За сигаретой вскрылся факт, что у нас с Олей это первый принятый на дому ребёнок, и нам нашлось о чём помолчать.

Не знаю, как объяснить, но я чувствовал ответственность за Каролину. Наверное, потому что это была первая жизнь, которую я не отобрал, не продолжил, а именно подарил миру, и даже не я, а мы – без помощи Оли я бы сел на задницу, и мне не стыдно сейчас в этом признаться.

Но, как вы понимаете, книга не пишется за один день. На это уходит время, месяцы. И сейчас я стучу пальцами по клавиатуре и не знаю, как написать о том, что Каролина умерла, прожив всего два месяца.

Синдром внезапной детской смерти, он же СВДС. Явление непонятное, неизученное, не поддающееся логике.

Я поясню: до года абсолютно любой ребёнок рискует попасть под эти страшные четыре буквы. Почему? Никто не знает: все анализы в норме, предварительно никаких проблем, но во сне останавливается сердце. Без какой-либо патологии. Без каких-либо предварительных диагнозов, потому что даже на вскрытии организм абсолютно здоров и причин для остановки сердца нет. Просто так совпало. Судьба? Рок? Мы не знаем.

Признаюсь, я долгое время искал виноватых: фельдшера, наблюдающего ребёнка, мать, которая из-за своей многодетности была вынуждена спать вместе с Каролиной и могла случайно прижать её во сне, да кого угодно! Но так и не нашёл. Невозможно найти виновного там, где его нет.

А если нет виновного, то вроде бы всё должно быть хорошо, но нет. Боюсь, что эта смерть – моё бремя на всё отмеренное мне время, потому как если некого винить, то по инерции винишь себя. И вроде как не за что, но так как это было что-то из ряда вон выходящее, то и ожидаешь чего-то хорошего, но не тут-то было. Это цепляет. Будь это десятый принятый мной ребёнок, я бы и бровью не повёл. Но она была первой, и это оставило след в душе. Навсегда.