И только ли это?

«У того, кто употребляет философский камень, в один прекрасный день может открыться внутреннее зрение, снимающее покровы с божественных тайн и открывающее новое – высокое и небесное – боговдохновенное знание. Камень так очищает и иллюминирует тело и душу, что тот, кто обладает камнем, видит, как в зеркале, движение светил. Для этого ему не надобно глядеть на небо – окна комнаты могут быть закрыты».

Доктор Хэссоп обожал архаичную терминологию, но я относился к ней проще. Почему философский камень? Почему не катализатор? Универсальный, способный трансмутировать ртуть в золото? Раймонд Луллий считал это вполне возможным делом. «Чтобы приготовить эликсир мудрецов, или философский камень, возьми, сын мой, философской ртути и накаливай, пока она не превратится в красного льва. Нагревай этого красного льва на песчаной бане с кислым виноградным спиртом, выпари жидкость, и ртуть превратится в камедеобразное вещество, которое можно резать ножом. Положи его в обмазанную глиной реторту и не спеша дистиллируй. Собери отдельно жидкости различной природы, которые появятся при этом. Ты получишь безвкусную флегму, спирт и красные капли. Киммерийские тени покроют реторту своим темным покрывалом, и ты найдешь внутри ее истинного дракона, потому что он пожирает свой хвост».

И так далее.

Я усмехнулся.

Ну ладно, золото.

Ну, даже более чистое, чем природное.

Ну, даже философский камень, великий магистерий.

Ну, платиновый перстень, в гнезде которого пылает адский огонь.

Но где человек, который не подошел ко мне на улицах бобрового городка? Какая тайна стоит за ним? Может, он правда умеет создавать порошки для получения наследства, те тончайшие яды, следы которых в организме человека не может обнаружить самый дотошный анализ? Или секрет герметической закупорки, которым владели древние алхимики? В их сосуды при нагревании не могла проникнуть даже окись углерода, а она ведь проникает даже сквозь керамику. Или греческий огонь? Ни один даже самый либеральный режим, не говоря о режимах жестких, не отказался бы от вещества, действие которого во много раз превосходит действие напалма.

Ладно, сплюнул я, выбрасывая сигарету. Шеф прав. И доктор Хэссоп прав. Гоночные моторы, электроника, радарные тормоза, парфюмерия – все это вещи ясные и конкретные, никто не спорит, но зачем отказываться от порошков Нострадамуса, от «напитка забвения», от секретов таинственного холодного свечения? Известно, что обыкновенный светлячок светится благодаря органическому катализатору – люциферазе, известен даже его состав, но кто может воспроизвести названное явление в промышленных масштабах? А ведь, судя по сведениям, почерпнутым из старых рукописей, алхимики работали при самодельных лампах холодного свечения, которые, не нагреваясь, светили десятилетиями. Тьму грязных закоулков средневековых трущоб, подземелий готических замков, тайных лабораторий, укрывшихся от чужих глаз в трущобах Каира или старого Лондона, веками освещали такие лампы и вспарывали палевые отсветы раскаленных горнов. Свинцовая пыль, воспаленные глаза, ртутные пары. Возможно, алхимикам иногда везло: перед их изумленными взорами вдруг возникала щепоть таинственного светящегося вещества. Их отлучали от церкви, подвешивали за ребра на крюках, сжигали на городских площадях. Но, если верить доктору Хэссопу, они и сейчас ведут свои исследования. Значит, надо выйти на них. Если эксперимент описан, его можно повторить. Так говорил нам доктор Хэссоп, когда шеф, Берримен и я побывали в его кабинете. Доктор Хэссоп даже повел головой в сторону гравюры, висевшей на стене. Создание монаха-бенедиктинца Василия Валентина – одна из двенадцати гравюр-ключей, иллюстрировавших трактат, посвященный Великому деянию.