Все же он был пьян.

Я намеренно громко подчеркнул:

– Ну, нам-то с вами ничего не грозит. Итаку охраняет санитарная инспекция.

– Санитарная инспекция? – Он нехорошо рассмеялся. – Какой смысл говорить о санитарной инспекции после смерти Бэда Стоуна?

– Да, конечно, – наигранно вздохнул я. – Болезнь Фула… Она же не лечится… Даже вам не удалось спасти нашего Бэда…

– Спасти? – выдохнул он.

– Ну да.

– А вам случалось видеть тело человека, выброшенного с седьмого этажа на бетон?

– Выброшенного?

– А с чего бы он сам полез в окно?

– Не знаю. Может, с отчаяния. Говорят, он заразился.

– Перестаньте городить вздор! Болезнь Фула не заразна.

– То есть как? – изобразил я смятение. – А мне сказали… Я совершенно поверил… И вот приехал к вам посоветоваться… – Я прекрасно знал, что нас подслушивают. – Вчера я был на берегу океана, входил в воду, касался пьяной рыбы… Так, значит, я вовсе не заразился?

Доктор Фул плеснул в стакан из бутылки.

– Когда в Итаке появились первые больные, я тоже ничего не понимал. Я искал возбудителя эпидемии и не находил его. Это Бэд Стоун подсказал мне, что искать нужно снаружи. Такая у него была манера высказываться. Тогда я взялся за воду Итаки и провел серию опытов на собаках и мышах. Я поил их дождевой водой, артезианской и опресненной из океана. Результаты оказались поразительными. Через неделю погибла первая собака, потом мыши. Все животные перед смертью были дико возбуждены, они лаяли и пищали, не могли усидеть на месте. Я исследовал их мозг. Полная атрофия.

– Ну да. Пьяная рыба, – вспомнил я. – Это как-то связано с тем, о чем вы рассказываете?

– В Итаке всегда любили рыбу, – усмехнулся он. – Итака славилась рыбными ресторанами. Вы, гляжу, тоже из любителей. Нас долгое время кормил океан. Кто мог подумать, что скоро мы начнем его бояться? В тканях рыбы и устриц я обнаружил массу ртутных агентов. Понимаете? Там оказался вообще колоссальный набор. Некоторые ингредиенты даже не поддавались идентификации. Все, что можно о них сказать, так это только то, что они существуют и что они крайне вредны. А ведь тою же дрянью сейчас насыщены и земля и воздух Итаки. Когда сами по себе без всяких видимых причин в Итаке начали погибать деревья, поступил приказ – вырубить все рощи. Зачем тревожить людей, правда?

Доктора Фул не видел меня.

Но смелости ему было не занимать.

Пошатнувшись, он дотянулся до висевшего на стене белого больничного халата:

– Накиньте это на себя.

Палата, в которую мы вошли, была освещена тусклым ночником.

Головы лежащих на низких койках людей казались очень большими.

Ни один не шевельнулся, ни один больной не проявил к нам никакого интереса. Но они не спали. Они точно не спали. Я убедился в этом, наклонившись над ближайшей койкой. Больной почувствовал, что на его лицо упала тень, и неестественно часто заморгал. В уголках глаз скапливались мутные слезы, полосуя отчетливыми следами бледную отечность щек.

– Этот человек с детства был глухонемым, – почти трезвым голосом заметил доктор Фул. – А болезнь Фула сделала его неподвижным. То же случилось с его женой и ребенком – они всегда кормились местной рыбой с рынка. Теперь они трупы… – Он сжал свои слабые кулаки. – Они хуже, чем трупы, потому что могут функционировать только в таком виде.

– Не пугайтесь, – предупредил он меня на пороге следующей палаты.

Обитатель этой палаты сидел на тяжелой, привинченной к полу металлической койке. В каком-то неясном угнетающем ритме он безостановочно и беспорядочно мотал перед собой руками, скошенные выцветшие глаза непрерывно и судорожно моргали.

– И так уже три года, – произнес доктор Фул. – Перед вами типичный моргач по классификации санитарного инспектора Сейджа. Кто, скажите, поедет в город, порождающий таких уродов? Потому болезнь Фула и объявили заразной, что это дает право администрации «СГ» изолировать моргачей.