Никогда так на работе плохо не было. Думал, пока молодой тяжело. А тогда еще легко было, оказывается. И чудо только в том, что жизнь продолжается несмотря ни на что. В этом и есть надежда.

Все-таки в день матушки Матроны сюда пришел <на работу> и так молился ей до этого. Каждый день к ней ходил <рядом работал>, в лютый мороз бывало, когда вообще почти никого не было. Господь ведь милостив. Хотя люди часто бывают немилосердны.

Ожесточенные люди – самые несчастные, уже не принадлежащие себе, в плохом смысле. Если им хорошо, они висят над адом. И в мгновение ока могут там оказаться. Этих людей нужно беспрестанно прощать и молиться за них как за тяжело больных. Это есть духовная милостыня, которая выше милостыни вещественной. И это очень трудно.

Молюсь Богу и святым каждый день надрывно, и как в каменном мешке. Человек задыхается без Неба.

Сейчас о Серафиме Вырицком читаю, очень утешительно. Молюсь ему. А до этого очень долго читал одну из лучших книг моей жизни – о Силуане Афонском. Вообще, без святости жить невозможно.

Я начинаю чувствовать возраст – все большее нарастание физиологии, интенсивно растет пузо, сон как химера, как будто не было его. Настойчивые мысли о необходимости воздержания и трудность их претворения в жизнь по причине уже развившихся в молодости привычек.

Еще достает тревога, какой-то страх перед внешним миром, ощущение, что стоишь на сквозняке, что в любой момент может случиться что угодно. И неимоверная длительность и неумолимость будничных испытаний, бесконечность. Батюшка говорит, если идешь ко Христу, будет терпение.

Царствие Божие силою берётся, и употребляющие усилие восхищают его.

А от сквозняков защитит Бог, хотя и может при этом помедлить – ради испытания твоей верности. Терпение даёт Бог. Или не даёт. И в этом совершается Его Суд.

Тяжело в выходные без храма. В субботу на всенощную ходили, помазание. Нельзя без этого, совсем куда-то душа опускается. И воздерживаться надо уже начинать. Батюшка не просто так последний раз по случаю наступающего поста сказал, что если не удерживать себя, можно совсем веру потерять.

Главное, сколько же все это будет длиться. Ведь действительно есть предел у сил человеческих. И сам себе отвечу – пока не войдет душа в смирение, будет без конца роптать и сетовать. А как смирится, все станет терпимо. Только смирение – рука об руку с благодатью. Благодать смиряет. А смиряться без благодати очень трудно.

Батюшка идет вслед за Христом, за живой правдой своего живого сердца. А мы за ним. Где благодать, там отступает закон. Мы хотим быть со Христом, и поэтому мы с Батюшкой, и это главное.

Знаешь, я ведь несколько месяцев назад в метро встретил Андрея, крестного сынка твоего. Он просил передавать Батюшке привет, сказал, что они всегда о нем вспоминают как о своем первом духовном наставнике. И я почувствовал, какой же он несчастный. Он даже не хотел слышать, что нас, оставшихся с Батюшкой, не оставляет Господь. А мы, N., счастливые.