Любимым предметом на курсах для меня стала торпедная стрельба по целям в кабинете. Входя в тесную фанерную рубку, когда я брался за рукоятку перископа, я чувствовал себя командиром ПЛ. Руководил этими стрельбами С. П. Лисин. Он умел настроить обучаемого, создать ему противодействие в ходе атаки. Было сложно, но интересно. С тех пор я «заразился» торпедной стрельбой.

После окончания курсов я получил назначение в Севастопольский ордена Красного знамени отдельный дивизион ПЛ, на гвардейскую ПЛС-33 командиром БЧ II–III. Здесь произошла моя первая встреча с Николаем Ивановичем Смирновым, которая продолжилась на многие годы. В беседе со мной он порекомендовал обратить внимание на изучение мины АМДиЗ и электрической торпеды, которых на лодках практически никто не знал. Я начал их изучать. В этом сыграли роль моя исполнительность и дисциплинированность. Я регулярно ходил в вазовские кабинеты с подчиненными, где с помощью нач. кабинетов изучали новую технику.

Однажды в конце 1948 г. в Поти, в кабинет постучал вновь назначенный ком. флотом адм. Басистый Николай Ефремович. Он зашел в вазовские кабинеты, где были я и мои подчиненные. Поинтересовался и, узнав, что мы изучаем новую технику, спросил сопровождающих, знаю ли я сам ее. Получив утвердительный ответ, приказал провести учебные сборы минеров Потийской базы, где основным докладчиком должен был быть я. Сборы прошли, а за мной осталась слава лучшего минера.

В это же время по дивизиону прошел слух, что штурман соседней ПЛ Миша Жержинский нашел способ определить ЭДЦ по двум пеленгам. Это был конец 1948 г. О таком никто еще не слыхал. Это сильно задело нашего штурмана Виктора Ивановича Пятничко. И меня, хорошо знавшего специальное маневрирование. Узнал об этом НШ дивизиона Смирнов Николай Иванович и предложил всем штурманам дивизиона разгадать секрет Жержинского, который он скрывал. Так шло до поры до времени, пока меня не осенило. Мы с Пятничко склеили шесть стандартных навигационных карт, на обратных сторонах которых мы чертили маневрирование цели и ПЛ. У нас вышел большой лист, который мы разложили на полу береговой каюты, подготовили прокладочный инструмент и вновь предложили посоревноваться с Жержинским. Штурманам, командирам ПЛ понятно, какие результаты получили мы и Жержинский. Долго не хотел верить он в крах своего метода. Однако энтузиазм у многих пропал. Только Н. И. Смирнов из этой ситуации извлек рациональное зерно и разработал свой метод определения ЭДЦ по пеленгам, который долгое время был признан лучшим.

Мы вскоре ушли в г. Севастополь, а я после годичной службы в Ленинграде вернулся на ЧФ и был назначен помощником к-ра ПЛ М-203. Мы обучали болгар. Курс обучения завершался пузырными атаками. На нашей ПЛ стреляли: к-р нашей ПЛ, к-р болгарского экипажа, помощник к-ра болгарского экипажа и «безлошадный» к-р Виля Милованов. Стреляли много. Вся отчетность лежала на мне, т. к. я был пом. к-ра – командир БЧ II–III. Отстреляв весь день на боевой тревоге, вечером я брался за отчеты. Именно составление отчетов стало для меня отличной школой. Известно, что торпеда дура, а пузырь молодец. Отчеты должны быть правильными, т. к. после моего составления их проверяли на нескольких уровнях вплоть до отдела боевой подготовки штаба флота. Их прилагали к отчетной документации, свидетельствующей о полноценной подготовке болгарских экипажей. Пришлось постараться. Спустя некоторое время я был назначен ст. пом. к-ра ПЛ 613 пр. «С-13», а вскоре стал командиром. И, как вы понимаете, командиром бригады был Смирнов Николай Иванович. Я был командиром пока единственной ПЛ в бригаде. Все внимание КБ было уделено подготовке экипажа и меня к плаванию. Это была большая, серьезная школа. После этого в моей службе было много старших командиров, но учил меня только один – Смирнов Николай Иванович. Чувство благодарности к нему я сохраняю по сей день.