Нам предстояло жить июль месяц 2002 года в палатках, носить военную форму, ходить в наряды, жить по распорядку, заниматься обучением и как итог, провести стрельбы и принять присягу.

Сборы

Воспоминания о сборах начинаются у меня на подъезде к станции Бузулук. Наш отдельный вагон коротко стриженных парней 18—19 лет, начавших употребление алкоголя еще с пункта отправления – станции Самары. С нами для сопровождения всего два майора военной кафедры, близкие по кондиции с подопечными им курсантами. Ситуация явно выходила из под чьего либо контроля. В мне всю жизнь присутствует повышенный инстинкт самосохранения, чувство ответственности, редкие моменты он пропадает. Может это у каждого человека так заложено в программе жизнеобеспечения, не знаю. В общем, в начале пути мне было весело, и я не отказывался поднимать наравне с своими товарищами пластиковые стаканы с спиртным. Но чем ближе наш вагон приближался к конечному пункту, тем больше он начинал напоминать что то безумное. Я даже выбросил бутылку водки парней в окно, на что выловил неободрительный гул среди товарищей, благо в некоторых из них я был уверен и поэтому мой поступок не имел продолжения для меня. Но все равно вакханалию уже было нельзя остановить. Я лишь могу перечислить несколько моментов, которые сохранила моя память. Так, например, еле стоящий на ногах майор с решением отобрать водку у одного из курсантов, курсант же предлагает ему разбить эту бутылку о его голову. Потом откуда не возьмись девушки в коротких юбках на наших коленях. Звуки гитары, все это в дыму сигарет, потому что естественно о том, чтобы выйти в тамбур и покурить никто и слышать не хотел.

Итак, в таком порядке, или скорее в его полном отсутствии, мы прибыли на станцию Тоцкое. Было уже далеко за полночь. Выйдя из вагона, мы построились перед зданием вокзала на небольшой площадке. Перед нами два тентованных камаза и незнакомые нам офицеры, которые явно отличались поведением от тех майоров, которые сопровождали нас. В-первых, они все были трезвые. В-вторых, они были на порядок агрессивнее наших и не скупились на мат. Каждый раз, когда главный среди принимающих нас офицеров, кричал на нас, вместе с его словами в нашу сторону летела в большом количестве и его слюна. Вы только представьте четыре взвода по 20 человек, впервые оказавшись перед таким вот выступлением. Ночь. Действие алкоголя еще не прошло. Тут за моей спиной, мой друг Санек Белов, начинает на распев зачитывать текст песни «Дискотеки Аварии» – Давай Авария… Бешенству принимающего офицера не было предела. Он взял меня, а не моего товарища за грудь, и вытащил из строя с диким ором – «В карцер его!». С каждым моментом наше пребывание в Тоцком становилось все веселее. После команды «по машинам» парни с моего взвода, проходя мимо меня, «ожидающего» помещения в карцер и не обращающего на их призывы идти с ними, просто затащили внутрь строя. А ведь мне было обидно, я больше всех боролся с тем бардаком в поезде, а меня в карцер!

Дальше была встреча нашего балагана уже непосредственно на месте расположения лагеря. С каждым разом нам давали понять, что мы, действительно, в армии и с нами уже не будут церемониться. Так, после высадки с Камазов, нас снова построили и указав на палатки с указанием взвода, отправили спать по команде отбой. Всем 20 человекам было не реально расположиться на нарах, поэтому я с одним парнем взяли какой-то щит и, положив на него матрас, легли на полу. Тут же в палатке установился ор и гогот. Никто спать и не собирался. Через непродолжительное время нашего такого поведения к нам в палатку залетел кусок дерна с словами прапорщика, что следующее, что залетит, если не закроем рты, будет лимонка. Сейчас я понимаю, что офицеров в любом случае инструктировали, что мы не солдаты и вести себя с нами так, как с солдатами ни в коем случае нельзя. Нам же тогда казалось, что мы прям в настоящей армии и испытываем все тяготы службы.