* * *

Что же осталось нашему зануде-рационалисту для анализа? Почти тридцатилетний – и вновь преобразившийся Онегин встречает Татьяну. Как ему, верхогляду, кажется, изменившуюся даже больше, чем он сам.

О том, как они жили «в антракте», мы знаем немного, потому и судить об истоках превращения можем лишь с осторожностью. И все же рискнем. Раз творец привел героев к этой встрече, следует там побывать и нам. Ради полноты картины. Даже если нам и так уже все ясно.

Вот и подведем итог. Для этой самой ясности.

Зачем Пушкин заставляет заглавного героя так сильно – и так унизительно-беспомощно влюбиться в княгиню Татьяну?..

И похож ли подобный, совсем не мужской образ Онегина хоть на один из его прошлых, знакомых нам образов? Ответ на второй вопрос: безоговорочно нет! Откуда Пушкин вытащил этого раба мелкого чувства – такого слабого и жалкого – третьего Онегина? Увы, сколько-нибудь убедительного ответа на этот вопрос нет, похоже, и у самого Пушкина. Ведь восьмая глава – вовсе не восьмая. Слишком многое случилось и с автором, и с его романом, и с Россией между отданной в конце восьмой главы «честью классицизму» (вполне достойным завершением поэмы «Евгений Онегин») – и окончанием романа «Татьяна Ларина». Романа, в котором нет места уже полностью отыгравшему свою роль и классически сошедшему со сцены герою поэмы. Оттого-то ни мы, ни сам автор не узнаем его: «Зачем он здесь? Кто он таков?» – честно признается Пушкин в своем неузнавании. И – все же приводит Онегина в свет. Ибо «зачем он здесь» Пушкин как раз знает: ему нужен статист. Увы, безбожно наигрывающий и вызывающий этим лишь недоумение и жалость – и у нас, и у предмета его любви. Не говоря о полной потере самокритики у этого схематического до прозрачности эгоцентрика. Посмотрите, что