Те же, кто оказался за рамками больших корпораций, превратились в привокзальных шаурменов, которых обыватель обходит вне зависимости от качества предлагаемого продукта. Однако, несмотря на решимость заниматься «настоящей» политикой, эти партии не остались вне общего тренда. Каждый лидер видит себя дуче или Карлом Марксом, что отражается даже во внешнем облике: высоко поднятый подбородок у одних и вечная небритость у других. При этом, как только кто-то из этих настоящих политиков обзаводится группой своих сподвижников, он сразу же объявляет свою партию: Коммунистическая партия трудящихся, Итальянская марксистско-ленинская партия, «Радикальные левые», движение «Фашизм и свобода», «Правые». Их результаты соответствуют маркетинговой стратегии, построенной на издании боевых настенных листков с требованиями мировой революции или изгнания всех чужих. Без использования настоящих пушек, как в постановке оперы «Тоска» в веронской «Арене», такая пропаганда выглядит рекламным плакатом секонд-хенда. Даже культовые центры правых скукожились и свернулись в размерах, как дряхлая старуха.

Другой элемент политической системы Италии – профсоюзы – также живут по законам маркетингового времени. Для достижения нужного результата они привлекают внимание средств массовой информации, беря «в плен» топ-менеджеров компании. «Борьба за права трудящихся» также реализуется по аналогии со стратегией продавцов пылесосов или вербовщиков из религиозных сект. Профсоюзные деятели, как сетевые сэйлы, проводят сеансы групповой терапии среди расположенных к покупке «членского билета», особенно в период кризиса сотрудников компаний. Они указывают несчастным людям на виновных и проводят дегустацию «надежды на защищенность». Однако, если на одном собрании присутствуют сэйлы от разных профсоюзных компаний, то нарушается базовый закон маркетинга – не больше одного продавца на клиента. В итоге все волшебство пропадает: профсоюзные сэйлы начинают грызться между собой, что отпугивает потенциальных клиентов.

Отсутствие идеологических альтернатив и представляющих их международных корпораций определило стирание границ между двумя ведущими партиями. На парламентских выборах правоцентристы и левоцентристы обвиняют друг друга в плагиате избирательных программ. Кроме того, простота, с которой реализуются процессы объединения в рамках правоцентристских и левоцентристских партий, является показателем деидеологизации политической борьбы. В определенной степени это попытка в окончательной форме скопировать американскую модель электорального шоу: в современной Италии основная борьба за власть идет между клонами республиканской и демократической партий – партией «Народ свободы» (правоцентристы) и Демократической партией (левоцентристы). При этом альтернативные партии (коммунисты) не проходят избирательный барьер. Маркетинг – дорогостоящее дело, а за ними нет крупных инвесторов – банков, бизнесменов. В свою очередь, экзотические страны, такие как мексиканский Чьяпас или Венесуэла, не готовы тратить на европейскую политику. Это бремя традиционно брала на себя Москва. Так что избиратель вынужден делать выбор между двумя брендами колы, поскольку кроме газировки ничего другого нет.

Телевизор становится формой жизни большинства, в которой происходит подмена жизни ток-шоу. Созданная Берлускони политическая система – это клонированная для шоу американская идея «все возможно». Если танцовщицы из телешоу становятся министрами, а люди небольшого роста руководят внутренними делами страны, то в итоге каждый лелеет надежду достигнуть по воле случая самого верха. Берлускони, как верховный жрец, являлся его интерпретатором и исполнителем.