Директор сердито посмотрел на Гипештейна, тот вскочил с места, и бодро отрапортовал:

– Считайте, товарищ директор, что мы ее уже нашли.

Директор изумился:

– Товарищ Гиперштейн, Вы правильно поняли политику партии. Выкупите эту злосчастную подметку всей бригадой! На этом партсобрание, посвященное борьбе с хищениями в артели «Трудпобут» объявляется закрытым!

Коммунисты развеселились в предвкушении полагающегося в таких случаях праздничного ужина. Они не сговариваясь направились в ближайшую столовую, в которой их уже встречали радостными лицами официанты. За водкой побежали молодые расторопные коммунисты и кандидаты.

За длинный стол уселись с веселыми шуточками «на свои места» Рабинович, Фукс, Гиперштейн, Перельштейн, Керцнер, Бикицер… Президиум с директором расположился отдельно. Пьянка обычно продолжалась долго, и никто уже ни на кого не сердился.

Таким мне запомнился рассказ Миши-пуговичника об его партийной жизни. Сам Миша никогда на партсобраниях не выступал. Воровать ему было действительно нечего, поэтому он просто слушал выступающих ораторов и голосовал, когда требовалось.

Художники мастерской, в которой работал учеником Толик, обладали одесским пьяным юмором, и применяли его ежеминутно, весело отчитывая ученика, если тот не справлялся со своими обязанностями. Утром, изобразив разгневанного большого начальника, бригадир художников, строго оглядывая подчиненного поверх роговой оправы, басил на Толика Тита:

– И…, и…, – уже девять часов, а я не вижу своего портвейна! Другой на моем месте заматерил бы тебя до потери пульса, а я – так нет! Потому что добрый сильно…

– Не поступала еще такая команда, не поступали и деньги на нужды трудящихся – оправдывался Толик.

Деньги на столике бригадира появлялись мгновенно, как в цирке у фокусников.

– Не говори мне о любви – высокопарно изъясняясь, протягивал 25 рублей Изя. Откуда он их брал, всегда было загадкой. Деньги просто прилипали к его рукам. Талант.

– Гей цин бене момон – ласково посылал бригадир ученика за вином, одновременно направляя его к какой-то маме.

Толик в мгновенье ока доставлял две бутылки крепленого вина из гастронома на Тираспольской площади. Художники весело усмехались, разворачивая завтраки, принесенные из дома и предчувствуя конец страданий. Первую рюмку наливали ученику за его исполнительность.

– Знай мою доброту, и пей за мое здоровье – назидательно басил Изя – Сдачи не надо.

Иногда в такой торжественный момент появлялся заказчик. Художники любили клиентов и из Большой Долины, и из Малой. Обычно они представлялись начальниками колхозных виноделок:

– Скажите, с кем я могу поговорить о заказе?

Важно подходил бригадир Изя:

– С кем имею честь?

– Я – заведующий винным складом совхоза «Светлый путь».

– Не вижу ничего светлого… – басит Изя.

Заведующий суетится, развязывает мешок, достает из него бутылёк желтоватого вина и большой кусок сала:

– Чем богаты, тем и рады…

– Даже не знаю, чем вас отблагодарить – заулыбался Изя – извините, я забыл спросить, «светлый путь», это куда?

– О таком нам никто не говорил, а поэтому я не знаю. Зато знаю, что нам нужно: три плаката «Слава ВКП(б)», и три – «Слава товарищу Сталину!», благодетелю нашему.

– Рая, выпиши квитанции на изготовление транспарантов.

Рая, приемщица заказов и учетчица по совместительству, спрашивает Изю:

– Второй плакат состоит из пяти слов?

Изя со звоном бьет себя по лбу огромным кулаком:

– Где ты видела транспаранты про Сталина – благодетеля нашего?!

– А может быть, этого колхозника к нам специально подослали из МГБ – не сдавалась Рая, понявшая свою оплошность. Представитель колхоза начинает божиться, что он не имел ничего плохого в виду, просто его переполняли чувства к товарищу Сталину. Изя успокаивает его, протягивает руку, в которую ложатся 50 рублей за срочность исполнения: