Именно в ней проявляется бесконечное разнообразие, которое свойственно Новгороду (причина его – тот самый простор, о котором писалось выше). Церковь может дарить гамму эмоций: гордость за предков, негодование из-за потомков, радость от приближения к Гармонии; она может быть другом, сестрой, матерью; может быть местом труда и отдыха. Она всегда – разная. Более того, она может – быть, а может – не быть.

Церковь Иоанна Богослова на Витке (1383 – 1384).

Историю этой церкви, как многих других новгородских храмов, безоблачной не назовёшь. В советское время она использовалась как склад, колокольня была разобрана. Даже природная стихия внесла свой «вклад» в разрушение памятника: однажды в купол ударила молния.

Но всё закончилось относительно благополучно. Сегодня храм – действующий: передан старообрядческой общине. «Карманный формат» церкви, делающий её почти незаметной среди ветвей и лодок, служит ей хорошую службу, спасая от толп туристов. Так старообрядческий ригоризм вкупе с расположением памятника способствуют его сохранности.

В книжках обычно пишется про изукрашенный южный фасад и стройные пропорции церкви Иоанна Богослова. Так оно и есть, мало что можно добавить к этому. Всех интересующихся более подробной историей памятника можно отослать к вышедшей в 2006 году книге «Богослов на Витке: История и возрождение старообрядческого храма в Великом Новгороде».

Осенью, когда мёртвая листва лежит на земле, или зимой, когда всё вокруг бело и пустынно, на правом берегу Волхова хорошо видны постройки древнего Антониева монастыря. Купола Рождественского собора, напоминающие шляпки каких-то диковинных грибов, чётко выделяются в голубой дали.

А летом и весной монастырь скрыт листвой деревьев, и турист может ориентироваться только по карте или по берегу Волхова.

Сложно переоценить значение Антониева монастыря для культурной и экономической жизни Новгорода. Монах Кирик здесь производил сложные математические исчисления6, Тихон Задонский постигал премудрости богословия. И пусть сегодня территория и постройки монастыря разделены между местными музеем и университетом, что-то неуловимое, глубокое, помнящее Антония Римлянина, незримо присутствует в тени деревьев. Здесь даже хранят камень, на котором приплыл (верю, ибо абсурдно!) будущий основатель монастыря, а в соборе видны древние фрески (жёлтые нимбы, каменные розовощёкие лица, отсутствие эмоций).

Кстати, о соборе Рождества Богородицы Павел Алеппский писал: «В этой церкви несчётное число редкостей, сокровищ, подсвечников и икон серебряно-вызолоченных с драгоценными каменьями, ибо все жители этой страны имеют большую веру к святому и очень его почитают…». Сегодня в соборе ничего подобного нет. Пустота и тишина. Слышно только, как вороны садятся на кресты и кричат на весь мир.

Собор Рождества Богородицы (XII век).

А о церкви Сретения, находящейся по левую руку от входа в монастырь, Э. А. Гордиенко заметила, что её «физическая реальность и предметность… рискованно близка образцам западноевропейского зодчества». Это творение новгородского зодчего, по словам исследователя, «отличалось взвешенностью, продуманностью конструктивного решения, глубокой и простой логикой, ясностью, цельностью, завершённостью мысли».

Каждый монастырь, как человек, имеет свои наклонности и характер. Что касается Антониева, то это ярко выраженная склонность к книжности и педагогике, к тихой созерцательности вдали от т.н. «общественной жизни». Разумеется, антониевские монахи участвовали в различных новгородских событиях, однако атмосфера, суть их монастыря