Власть – это попытка осуществить то, что обещал змий в раю, это попытка присвоить себе Божественное свойство и самому стать как бы суверенным божеством. Микушевич говорит, что человек похож на Бога, но не Бог, в этом его главная беда; он даже говорит, что в этом и заключается первородный грех. В раю это положение, сопутствуемое полной гармонией с Божеством, порождает ни с чем не сравнимую радость, лучистый и волшебный, безудержно радостный райский смех. Здесь же, у тех, кто выбирает зло, это вызывает желание и впрямь стать Богом, подчинив себе всё. «Есмь я и есть не-я, – если не говорит, то чувствует он в самом себе, – все не-я должны стать мною». Так пишет Даниил Андреев о демонах. Это и есть начало тирании. «Как это так? Я есмь, я сущий – как же это есть что-то вне меня, да я ещё должен с этим считаться, Я, единственно реально существующий!» Но на самом деле, другое – это твоё восполнение, дополняющее тебя до целого. И полнота твоей жизни зависит от гармонии с другим, со всем тем другим, что так же реально существует, как и ты. Существует таинственно для тебя. Вместе мы – целое, один ты – член целого.

Если ты захочешь встать на место целого, захочешь поглотить всё собою, ничего не получится, кроме уродства. Тебе же самому будет плохо, скучно и душно, как всегда было всяким тиранам, властителям и деспотам, с которыми никто не осмеливался заговаривать на равных. Их непомерно раздувшаяся гордыня льстиво ублажалась придворными и подданными, и эту гордыню жалкие властелины, духовные карапузы, ни на что бы не променяли, но душе их было душно. И так всегда. Гордость порождает духовную духоту, отрезая человека от реальности, от Церкви Божией, которая и есть наше общее Целое, Невеста Божия. «Смирение есть открытость перед реальностью», – говорил Бердяев. Только в смирении человек преодолевает собственную ограниченность, выходит из одиночества и изоляции к мощным ветрам и течениям реальности, открываясь Откровению Божию, которое и есть наша жизнь.

Совесть есть голос Божий в человеке. Но совесть, во-первых, нуждается в раскрытии, углублении, опрозрачнивании, в чём человеку помогают книги, общение с лучшими, чем ты сам, людьми, внутренний разговор с Богом, посещение церкви и участие в церковных таинствах – как опыт ощущения высшего и святого. Во-вторых, совесть ограничена, и по силе своей, и по существу. Совесть не может оградить от утренней тяжести и вечерней тоски. Совесть не есть также высшая форма Богообщения. Совесть не может избавить человека от внутреннего одиночества. Совесть приводит человека в Церковь. В этом, быть может, главное её предназначение. В этом смысле, следование совести всё-таки спасает человека. Но если совесть становится идолом, заслоняющим живого Бога – Творца видимого и невидимого миров, Подателя животворной благодатной силы, Личность, стоящую за нашей жизнью, тогда совесть перестаёт быть совестью. Не во имя совести человек отгораживается от Бога и Его Церкви, а во имя гордости.

Не может совесть рассказать о Богочеловеке Иисусе Христе, научить совершать литургию, продиктовать Священное Писание. Указания Церкви не противоречат совести, но это именно та инстанция, которая помогает ей во всех жизненных частностях. Церковь заодно с совестью. Если угодно, это то, что соответствует совести, символизирует совесть во внешнем мире, это проекция совести вовне. Церковь и совесть – гармония внешнего и внутреннего; и то, и другое пронизано правдой.

В этом мире можно действовать только изнутри самого себя, не равняясь на внешнее, как действуешь ты, скажем, в своей семье, со своей женой. Пока мы здесь, мы обручены душе этого мира, которая стенает и мучается под властью дьявола. И всякий раз, выходя на люди, мы чувствуем этот дьявольский гнёт, обжигающий душу и спирающий дыхание, мы чувствуем, с какой холодной, насмешливой и злобной силой мы вступаем в соприкосновение. То же самое бывает при ухаживании за невестой. И вот нужно восстановить правду, всего лишь. Ту правду, которая реально существует, но к которой и сам ты должен быть причастен в сердце своём. Нас окружает тьма. Единственный способ борьбы с ней – самому стать источником света и разгонять этим светом обступающую тьму. Ты образ и подобие Божие, то есть как бы маленький Бог, как сказал мне Юра Чичкин. «Проси силы и света у большого Бога и, я думаю, Он не откажет тебе, даст», – добавил он. Разделение на внешнее и внутреннее – ложное разделение. Вовне – только тьма внешняя, которой нет, – область обитания адских духов. Всё, что есть, что реально существует, обретается внутри нас. В этом смысле я очень хорошо понимаю слова Бердяева, когда он писал, что всегда ощущал жизнь общества и судьбы мира как часть своей личной внутренней судьбы. Бог вездесущ, у него везде центр. Так и я центр Его присутствия. Великие изменения внутри меня изменят весь мир. То, что не изменится и не преобразится вместе со мной, останется во тьме внешней, ибо это процесс синхронный: преображаюсь не я один, преображается вся Вселенная, подвластная, как и я, Суду Божьему. Нет внешних действий, всё совершается внутри, поэтому всё должно идти изнутри – от сердца к сердцу, к другим сердцам, ибо все эти люди – внутри тебя.