Подумаем ещё раз: после всего того тяжёлого, мрачного, отвратительного и беспросветного, что было в жизни Ивана Ильича, после всех его тяжёлых и страшных многомесячных физических и нравственных мук – такая радость… Радость, которую уже никогда не сменит печаль. Смерти нет, вместо смерти – свет, – вот милость Божия, нет ничего выше, слаще и желаннее этого, как врата или дверь в родимый Отчий Дом. Его милость – это наш воздух, она бесконечна. И это не только то, что будет там когда-то, неизвестно когда. Если это так, если ты почувствовал это, если это твоя живая вера, жизнь становится иной здесь и сейчас. Здесь и сейчас с тобою этот свет, незримо, внутри тебя – ты его чувствуешь и знаешь. И этот тихий, добрый, ласковый, вечно уютный свет освещает всю твою жизнь, а там ты его просто увидишь и войдёшь в него совсем…
«Для него всё это произошло в одно мгновение, и значение этого мгновения уже не изменялось. <Для Ивана Ильича наступила вечность. – Э.В.> Для присутствующих же агония его продолжалась ещё два часа. <В смерти внешнее окончательно расходится с внутренним. Как Макаревич пел: „И каждый пошёл своей дорогой, а поезд пошёл своей.“ У этого мира своя дорога. Он не чужой нам, но мы здесь гости. Он делает вид, что нас нет и игнорирует наш внутренний мир, но мы ещё обязательно подчиним и оседлаем его изнутри. Ибо все ключи – внутри, ключи ко всему. А пока мы просто как бы расстанемся, но мы останемся и вернёмся, как расстался, остался и вернулся наш Господь, когда жил здесь. – Э.В.> В груди его клокотало что-то; измождённое тело его вздрагивало. Потом реже и реже стало клокотанье и хрипенье. <Но Иван Ильич уже вряд ли имел к этому большое отношение. – Э.В.> – Кончено! – сказал кто-то над ним. Он услыхал эти слова <как слышат такие и подобные слова люди, проходящие через опыт клинической смерти – Э.В.> и повторил их в своей душе. „Кончена смерть, – сказал он себе. – Её нет больше.“ <Как бы эхо могучих слов: „Вместо смерти был свет“. Иван Ильич родился в новую жизнь. – Э.В.> Он втянул в себя воздух, остановился на половине вздоха, потянулся <выходя из смертной плоти – Э.В.> и умер.»
То, что произошло с Иваном Ильичём, произошло с ним не по его воле и при минимальном его участии, хотя это было величайшее его внутреннее напряжение во всю его жизнь. Болезнь пришла сама, и ответы на все вопросы приходили сами, чьим-то могучим и властным действием. Так и мы должны знать, что всё к нам придёт само и в своё время, нам нужно только готовиться к этому, чтобы суметь принять, суметь погрузиться в бесконечный океан милосердия Божия, в который погрузился Иван Ильич. Каждый из нас, как в воздухе, нуждается в этом милосердии и ничего сам сделать не может, не может освободиться от тьмы и выйти на свет. Но нам, по крайней мере, не следует пленяться тьмою и жить по её законам, но нужно «бороться и искать, найти и не сдаваться». Тот грозный судия, который перечеркнул всю жизнь Ивана Ильича, в своё время приступит к каждому из нас и уже приступает. И каков бы ты ни был во всех отношениях милый и приятный, умный и благородный человек, многое в этот час окажется пустым, суетным и тщетным. И за многое будет стыдно. Надо сказать прямо – наша жизнь также не выдерживает суда Ивана Ильича. И выход из такого положения я вижу только один: христианское подвижничество и смерть прежде смерти. (Всё те же слова Григория Богослова: «Умри прежде смерти, иначе потом будет поздно.») Нужен подвиг и борьба преодоления духа мира сего в своей жизни. А так как этот дух всегда присутствует в нашей жизни, то и борьба должна быть беспрестанная, внутренняя, бескомпромиссная. Человек – это воин, или он перестаёт быть человеком, отпадая от самого себя и уподобляясь падшим духам. Мы не можем не жить по законам, по лживым законам этого мира, но мы должны правильно ко всему относиться, наполнять все эти внешние формы христианским, искренним содержанием, которому учит нас Церковь, терпением, смирением и любовью, и быть готовыми в любой момент, когда позовёт нас Господь, воспрянуть и встретить новый мир и новую жизнь.