18 сентября 1942 года

Я рассказал ребятам о своей перевязанной руке. И сам понимаю, что зря порезал себя. Миша, как всегда, безжалостен в своих оценках, назвал меня страусом, прячущим голову в песок. Я попытался оправдаться перед ним и собой, говоря, что это был не просто акт малодушия или глупости, а жест протеста, желание хоть как-то выразить своё несогласие с тем, что нас заставляют делать.

Но, если честно, всё это теперь и мне кажется лишь жалким самооправданием. Ведь ничего я этим не изменил, и никто даже не заметил моего «протеста», кроме тех, кто считает меня теперь ещё большим глупцом.

28 сентября 1942 года

Голод толкает людей на самые отчаянные поступки. На прошлой неделе несколько ребят, во главе с Иваном Мельником, решились на то, что в обычных условиях было бы немыслимым – ограбить немецкую кладовую на заводской кухне. Кухня находилась напротив нашей столовой, через дорогу, и добраться туда, казалось, было невозможно.

Через обычный вход было не пройти: три запертые двери – столовой, кухни и кладовой – защищали припасы. Но Иван придумал план: пробраться через подвальное окно, где были замурованы металлические прутья. Сам он туда пролезть не мог, поэтому решил взять с собой мальчишку Колю. Его обвязали верёвкой и спустили в кладовую. Им удалось стащить картофель и несколько банок сгущённого молока.

Утром повар обнаружил пропажу и сразу сообщил Янсону. Карл, который всегда держит меня в курсе новостей и иногда делится тем, что узнаёт от надсмотрщиков, рассказал, что полиция проводила тщательный обыск. Они осмотрели все двери и замки, но ничего взломанного не нашли, а пролезть через окно им казалось невозможным. Обыск в нашем бараке ничего не дал, и даже повар оказался под подозрением.

Но всё же ребята не смогли долго скрывать своё преступление. У Коли, который переел, началось сильное расстройство желудка. Один из полицаев сразу заподозрил, что еда могла быть краденой, а другой предположил, что Коля пролез в окно. Янсон вызвал Германа для допроса, и тот привел Колю.

Позже Коля рассказал нам, как Герман переводил слова Янсона. Он утверждал, что всё уже знает, и ему просто интересно, кто дал Коле молоко. Герман уговаривал Колю признаться только ему, пообещав таблетку от боли, но, конечно же, никакой таблетки так и не дал.

Ребят жестоко избили, привязав к скамейке, пока они не потеряли сознание. Один из них кричал: «Фашисты, свиньи, собаки!» После избиения его бросили в карцер, а сегодня увезли на каком-то трёхколёсном автомобиле, говорят, в госпиталь. Боюсь, что он уже не выживет.

2 октября 1942 года

Сегодняшнее событие поразило меня неожиданностью и глубоко встревожило. Последние две недели я работаю в ночную смену с Костей, Антоном и Тимофеем, и, разумеется, с Карлом. Я уже много писал о нём, но сейчас мне хочется рассказать подробнее.

Карл – человек с худощавым, но энергичным лицом и приятным, открытым взглядом своих улыбающихся голубых глаз. Он удивительно простой и приветливый, легко идёт на контакт, и его добродушие подкупает. Немного хромает, слегка тянет левую ногу, и, наверное, поэтому не попал под мобилизацию в вермахт. Каждый день он приносит бутерброды, а иногда даже сигареты, и это воспринимается не как милостыня или подачка, а как жест дружбы. Карл понимает нашу усталость, даже когда я не жалуюсь на неё. Иногда, когда у нас появляются свободные минуты, мы с ним разговариваем – о войне, политике, обо всём на свете. Моя ломаная немецкая речь не мешает нашему общению. Он отлично понимает меня, даже когда я говорю на примитивном уровне: одно число, без падежей и времён. И что удивительно – я тоже понимаю почти всё, с каждым днём всё лучше.