Жора Белецкий немного ниже меня ростом и на два года старше. Его лицо интеллигентно, а волосы слегка волнистые. Жора поражает своей образованностью, независимым мышлением и безжалостной логикой. Он всегда старается доказать своё превосходство в любом разговоре и совершенно не умеет признавать свою неправоту. Но за его грамотность и дружелюбное отношение ко мне я не замечаю этой надменности и готов слушать его сколько угодно. Меня не смущает его поучительный тон – я готов учиться в любой форме.

У многих его стремление учить вызывает раздражение, но даже они признают, что Жора отлично разбирается в событиях и людях. Однако его отказ признавать авторитеты иногда кажется чем-то вроде позёрства.

Жора работает у немецкого мастера по прозвищу Беспалый – так мы его назвали, потому что у него на правой руке нет трёх пальцев. Жора управляет небольшим мостовым краном, когда нужно перегружать песок из вагонов в их отделение, которое готовит смеси для литейного цеха.

Однажды, во время перерыва, я забрался в кабину крана к Жоре, и он прочитал мне настоящую лекцию об истории еврейского народа. Когда я спросил, откуда он знает всё это так подробно, Жора открылся мне: он еврей. Я был поражён. Во-первых, он совсем не похож на еврея, а во-вторых, трудно было представить, что еврей стал бы искать убежище в таком месте, как это.

Вскоре Жора рассказал свой секрет и Володе, и Павлу, и Мише. Он показал семейную фотографию, которая чудом уцелела. Мы все единогласно высказали мнение, что хранить её очень опасно. На фотографии была типичная еврейская семья. Мы предложили спрятать её или, ещё лучше, уничтожить, но Жора наотрез отказался. Это его единственная память, и он не расстанется с ней, даже если это будет стоить ему жизни.

По вечерам, после ужина, происходят самые интересные беседы между Сигизмундом и Павликом Домбровским из ленинградцев. С Володей мы обычно сидим рядом, молча слушаем, а на следующий день, пока идём на работу и обратно, вспоминаем и обсуждаем услышанное.

Павлик – любимец всех. Он на три года старше меня, высокого роста, крепкий, с искренними наивными глазами, жизнерадостный и до удивительного доверчивый. В нём сочетаются детская простота и благородство настоящего рыцаря. Его наивность вызывает у всех улыбку. Стоит ему попытаться схитрить – и его сразу «разоблачают,» на что он только смеётся вместе со всеми.

Он умеет посмеяться над собой так же, как и над другими. Павлик заряжает всех своим оптимизмом и весёлой открытостью. В моменты особого воодушевления он энергично потирает ладони. Рассказчик он замечательный: с артистизмом изображает каждого персонажа, и кажется, будто мы присутствуем при событиях, о которых он рассказывает.

Немецкий он знает хорошо, даже лучше, чем Сигизмунд. Янсон хотел было сделать его своим переводчиком, как когда-то Сигизмунда, но Павлик отказался. Тогда его отправили в химическую лабораторию, где он моет колбы и пробирки – самая лёгкая работа в лагере.

Как-то он рассказал нам о своей безответной любви к соседке. Говорил так, словно этот роман завершился трагически, даже собирался, как он выразился, «расстаться с жизнью.» Мы замерли, а он улыбнулся, будто очнулся от сна, и с лёгкостью вернулся мыслями обратно в лагерь.

Однажды, в момент особой откровенности, Павлик рассказал мне, как он оказался здесь, в трудовом лагере. Родился он в Ленинграде, окончил школу и, полный решимости служить Родине, подал заявление в военное училище лётчиков. Однако судьба распорядилась иначе: из-за небольшого недуга его туда не приняли. Но Павлик не сдался и попытал счастья в танковом училище. На этот раз ему повезло, и он прошёл ускоренный курс подготовки.