Модным был и сам жанр литературных «записок». Изданные от имени великих или малых мира сего, записки (мемуары) выражали личный взгляд на историю и современность, открывали то, что оставалось за границами официально известного[34]. Это могли быть «записки» реальной светской дамы или ее мнимой камеристки, известного литератора или его ученого кота[35] – важна была позиция наблюдателя, находящегося в пределах домашнего, интимного пространства. Таким наблюдателем детской жизни в «записках» Л. Ольней выступает кукла.
Повествование начинается с того, что мать собирается прочесть своим дочерям «нечто особенное». Чтение она предваряет словами: «Одна умная кукла выучилась писать и написала свои собственные записки». Столь фантастическое предположение, высказанное образованной дамой, оправдано тем, что чтение «записок» происходит во время рождественских праздников, с их атмосферой праздника и игры[36]. Мистификация завершается в конце книги открытием, которое сделала девочка, хозяйка куклы: «Открыв ее письменный стол, я нашла несколько маленьких тетрадей, исписанных так мелко, что мне нужно было вооружить глаза свои увеличительным стеклом, чтобы прочитать написанное. Тетради эти названы: „Памятные записки куклы“. Подле них лежало перышко от колибри, на котором засохли чернила»[37].
Казалось бы, повествование от лица куклы – такая же условность, как и рассказ от лица любого другого персонажа. Однако кукольная мистификация в глазах детей претендовала на правдоподобие. Тому, кто играет с куклой, легко поверить в ее способность писать. Так и произошло, когда «записки» увидели свет. Обсуждение их авторства в детском читательском кругу стало настоящим событием. «Одни, притом и большинство, говорят, что не Снежана [имя куклы. – М.К.] написала эти записки; другие приписывают их маменьке, еще другие, наконец, говорят, что тут вмешался домовой; везде только и говорят о Снежане и о ее Памятных Записках»[38]. Приходилось разубеждать слишком доверчивых читателей, наивно думающих, что кукла живая. «Вот я читала сама записки какой-то куклы, а разве она в состоянии была видеть и понимать что-нибудь, а между тем она письменно уверяла, что все понимает и все видит. – А ты веришь этому? – Конечно, верю. – Да как же кукла может писать? – Она занималась ночью письмом и записки свои, написанные пером колибри, прятала под постель свою. – Не верь этим глупостям, бедная моя Лиза, записки куклы написаны какою-то дамой, она для большего интереса сама себя назвала куклой, и под этим именем выдала книгу. – Так ты полагаешь, что писательница записок была не настоящая кукла? – Конечно, не настоящая. Ну как же может безжизненная кукла, сделанная из дерева, лайки и набитая отрубями, как может она рассуждать, видеть, слышать и писать?»[39] Примечательно, что разговор о правдоподобии ведется в книге под названием «Записки осла» С. де Сегюр. Условность повествования от имени такого персонажа не подвергалась сомнению, а вот рассуждения от лица куклы могли ввести в заблуждение доверчивых любительниц кукольной игры.