Встретившись взглядом с этим типом, этим беспардонным наглецом, я хотел было в достаточно жёсткой манере объясниться с ним – даже если он воин, а я – пожилой человек. Но едва я взглянул на незнакомца, как тут же осёкся: да как так? Передо мной сидел тот самый белый волк, только в человечьем обличье! Тот же хитрый и одновременно мудрый взгляд… Нет-нет; ошибиться я не мог.

– Кажется, я не так выразился? – виновато спросил он. – Я веду речь о нашем славном обычае – по достижении примерно пятидесяти лет (либо по обнаружению у себя безнадёжного упадка жизненных сил) сбрасывать своё бренное тело с обрыва, чтобы не мучиться самому и не мучить других; не быть обузой.

– Я прекрасно знаком с традициями и обычаями нордов, – возразил я, – потому как сам краевед. Мне ли не знать? Но в законе сказано также и о том, что человек может отсрочить свой суицид, если он не завершил всех дел.

– Правое ли твоё дело? – Спросил викинг, вперив в меня свой внимательный взгляд. Он наблюдал за каждым движением, за всякой мимикой на моём лице.

Тогда я твёрдо заявил, что пишу научный труд, который будет во благо всей Фантазии; что детей у меня нет, но компенсация есть многократная, ибо я достаточно известный и всеми уважаемый человек, а мой труд – на века.

Тогда и викинг смягчился, и взгляд его стал менее суров; назвавшись Хунардом, он стал более любезен, более радушен. Он сообщил, что зашёл в трактир узнать, нет ли работёнки для них, бравых солдат кронинга.

– Ибо осточертело сидеть, сложа руки – как надоело охотиться на зверя почём зря. А грабить люд есть скверна, мерзость для меня – ведь клятву я давал…

– Где-то я тебя видел, – заметил я, щурясь даже с надетыми на нос очками.

– Верно, – загадочно произнёс Хунард и ушёл прочь.

Спустя некоторое время я, Кердик-наблюдатель, Кердик-испытатель решил прогуляться по селению пешком, так и оставив своего осла в стойле «Дубкрафна» до поры до времени.

Вдруг, проходя по центральной площади, где всегда немало народу (к тому же намечалась ярмарка) я чисто случайно подслушал следующее:

– Супротив честнаго Б-га души лютыя истязаша… – Вопила на всю улицу какая-то девица (кажется, это была Береника – та самая нагрубившая мне горничная из гостиницы).

– Должна нравиться? Боюсь, это невозможно. Почему? Ты – обычная, земная; для тебя (как и для девяноста девяти из ста) главное в жизни – семья и дети (тогда как всё это совершенно неприемлемо для такого странника и отшельника, как я). Нет в тебе искры, изюминки; будешь ты всего лишь женой мужа и матерью чад, но – не подругой жизни для меня. А потому иди прочь, с глаз моих долой, и ищи себе другого дурака – который будет стелиться пред тобою, всячески угождать да содержать. Я же никому не позволю ворочать собою; бо скверна, униженье для меня.

Я обомлел, когда увидел, что сии речи доносятся с уст моего нового знакомого – того самого Хунарда! Который… Неожиданно куда-то делся!

Зато в тот миг, когда вся улица вдруг бросилась врассыпную, наутёк, когда до меня донеслись визги женщин и детей, я сразу понял, в чём дело: с площади, с того самого места, где прежде стоял викинг, в сторону леса бежал огромный белый волк.

– Не познакомлю, – насупился Хунард при очередной нашей встрече, когда я спросил, есть ли у него другъ в качестве волка или собаки. – Ибо это я и есть!

– Как это? – Похолодел я.

– Не пугайся: я не оборотень, не вамп, не варг. Те отравлены «мудрецами»-магократами нашего кронства и превращаются в зверя ночью, против собственной воли и в адских муках, тогда как я – добровольно и в кого угодно, но чаще – в белого волка.