Но между чрезвычайным множеством к одному любопытству принадлежащих вопросов или других, и совсем ни к чему не служащих, японцы расспрашивали нас о войсках сухопутных и морских, о крепостях, о богатстве и силе империи нашей и проч. На это мы охотно им отвечали и всегда хорошо помнили, что говорили, так что если бы десять раз вздумали они повторять свои вопросы, то ответы были бы те же. Им невероятным казалось, чтоб у нас были девятипудовые бомбы, а также смеялись они тому, что мы предпочитаем палить из ружей кремнями. Японцы же употребляют фитили.
Что принадлежит до предметов, собственно к нашему делу принадлежащих, то здесь буньиос повторил по нескольку раз все те вопросы, на которые мы уже дали ответы в Хакодаде, но предлагал их в разные дни и не более как по одному и по два в день между безделицами, так точно, как бы они для японцев не имели никакой важности. Но, спросив о чем-либо, до дела касающемся, старался он всеми мерами получить подробный и ясный ответ.
При сих вопросах открылось нам вновь весьма неприятное обстоятельство, очень много нас огорчившее: мы узнали, что определенные к нам два работника были те самые, которых Хвостов увез с острова Сахалина и, продержав зиму в Камчатке, опять возвратил в Японию, но с какой целью все это он делал, мы не знали. Работники сии по череде ходили с нами в замок и всегда находились при наших свиданиях с буньиосом. Однажды, расспрашивая нас о Хвостове, спросил он что-то у бывшего тут работника, который в ответе своем (что мы очень хорошо поняли) говорил и показывал, что Хвостов носил мундир с такими же нашивками, какие у меня и у господина Мура, чему японцы, поглядывая на нас, очень много смеялись.
Когда буньиос расспросил нас обо всем, то сказал, что теперь он нас долго не позовет к себе и даст нам время описать подробно все наше дело, а каким образом составить это описание, будет нас руководствовать переводчик Кумаджеро, которому по сему предмету даст он нужные наставления. Он всякий раз отпускал нас, увещевая не предаваться отчаянию, молиться Богу и на него надеяться, а также, если в чем имеем нужду, то не стыдясь просить у него прямо, ибо он сделает для нас все, что не противно японским законам.
Теперь упомяну я о некоторых снисхождениях, которые японцы нам оказали в течение октября. Я уже выше сказал о теплом платье и о медвежинах, которые японцы нам дали. А как погода становилась день ото дня холоднее, и мы жили, можно сказать, почти на открытом воздухе, то японцы наружную решетку между столбами оклеили бумагой, оставив вверху окна, которые открывались веревкой и закрывались, как корабельные порты. Окна сии, однако же, сделали они по усиленной нашей просьбе, ибо посредством их, по крайней мере иногда, могли мы видеть небо и вершины дерев, а иначе не видали бы совершенно ничего. В нашем положении и то нас утешало, что хотя изредка могли мы, подобно людям, на свободе живущим, смотреть на небо.
Конец ознакомительного фрагмента.