Она не понимала, что заставило ее приютить этого типа. Совершать бескорыстные добрые поступки – этого давно за ней не водилось. Когда-то она умела приходить на помощь по первому зову, но со временем друзей-подруг не осталось. Теперь она ни с кем не дружит, никому не верит и знать ничего про такие дела не желает. Все это пустое…

Когда-то она свято верила в свою профессию, театр, искусство. После репетиций специально не сразу шла в метро, а петляла по улицам, чтобы дольше сохранить в себе волшебную атмосферу храма искусства. Брела по Арбату, любуясь теплым светом фонарей в сумерках; спускалась по Моховой мимо старого здания университета с томящимся за витой решеткой Ломоносовым; сворачивала в переулки, где теснились старинные каменные дома с замысловатыми карнизами, высокими окнами и арками, и думала, думала… Она мучительно-сладостно мечтала отдавать зрителю нечто вечное, чистое, светлое. Все это давно прошло.

Отметив восьмилетие окончания известнейшего творческого вуза, она догадалась, что совершила в жизни крупнейшую ошибку, несмотря даже на пару-тройку нашумевших картин, в которых ей удалось-таки сняться. Зачем носиться по бесконечным пробам и в большинстве случаев слышать дружелюбный отказ? При ее способностях к языкам она могла бы работать в американском консульстве, а не ждать милостей от судьбы, жить на зарплату и быть независимой, а не развлекать в часы досуга влиятельного бизнесмена…

Впрочем, все сложилось так, как сложилось. У нее богатое прошлое, два официальных мужа, теперь уже давно бывших, и много бессмысленных ошибок. У нее проблемы со здоровьем, непростые отношения с алкоголем, десяток пластических операций и, соответственно, склонность к депрессиям… Ей исполнилось тридцать лет, и она, как кошка, давно уже не привязывается к людям. Что ж, так или иначе, но такая бурная жизнь привела ее сюда, в уютный, спрятавшийся в зарослях жимолости белый особняк. Не самый плохой финал, не так ли?

Алиса калачиком свернулась в кресле, все еще сжимая в руках ружье, и незаметно для себя задремала…

Яркий теплый луч пробрался сквозь легкие белые занавески, скользнул по Алисиному лицу и солнечным зайчиком замер на щеке. Она потянулась и открыла глаза, не сразу сообразив, почему спит не в собственной светлой спальне с видом на океан. Алиса откинула легкое одеяло – откуда оно взялось, она не приносила его вчера, это точно, – увидела, что ружье на журнальном столике, а Джона на диване нет.

«Обчистил все-таки дом, подонок! Воистину, любое доброе дело наказуемо!» – Она вскочила, одернула смятую блузку, легкие белые брюки и влетела в кухню.

В сковородке, шкворча, жарился бекон. Джон, умытый, посвежевший, колдовал у плиты. Его движения были точны и умелы, словно всю жизнь он только и делал, что готовил завтраки в незнакомых домах. Алиса недоуменно уставилась на него.

– Доброе утро! Вы хорошо спали?

– Прекрасно, – процедила девушка. – Обожаю спать в кресле. Что ты тут делаешь, хотелось бы знать?

– Завтрак готовлю, – пояснил он, словно это было само собой разумеющимся.

Алиса даже растерялась от такой бесцеремонности. Она села за стол и потянулась за пультом телевизора. Однако тот почему-то не включался.

– Сломался, что ли… – пожала плечами Алиса.

– А вчера работал? – с готовностью спросил Джон.

– Не знаю. Вообще-то я не смотрю телевизор.

– Совсем не смотрите? – Почему-то ее сообщение привело его в восторг. – А кино?

Алиса закатила глаза:

– Да я терпеть не могу кино! В любом виде!

Джон, очень довольный ответом, поставил перед ней тарелку с яичницей, уселся напротив и с аппетитом принялся за завтрак. Алиса тоже принялась за еду. Яичница оказалась на удивление вкусной.