Утром, часов после одиннадцати, дамы созванивались в первый раз, долго решая сложнейшую проблему: где они завтракают сегодня и с чего начнут – с шампанского или с красного вина. Завтрак затягивался до обеда, плавно перетекая в вечернюю программу, стартующую в театре, а финиширующую в казино. Ни отца генерала, ни мужа майора, ни коров, ни маринованных огурцов! Почти десять лет упоительной свободы и нескончаемых удовольствий!

К сожалению, всему хорошему рано или поздно приходит конец: подруга зачем-то последовала за своим мужем, повторно оставив Гертруду безутешной вдовой. Та сделала несколько попыток прилепиться к каким-то дальним родственницам, но пожилые дамы предпочитали в первую половину дня протирать от пыли полированные буфеты, а во вторую баловаться пирогами собственного изготовления. Шампанское вызывало у них изжогу, а красное вино расстройство желудка.

Разочарованная, потерявшая интерес к жизни Гертруда, заперлась в своих четырёх стенах, решительно порвав все контакты с внешним миром. Сын бывших соседей, давно переехавший в другой город, нашёл её пару недель назад в весьма плачевном состоянии: осунувшаяся, запущенная женщина ютилась на задвинутой в угол, грязной кровати в комнате, заваленной десятками пустых бутылок из под шампанского и ликёров. Спешно оформив документы на переезд в дом престарелых, он открыл последнюю страницу жизни обездоленной королевы.

Аккуратно записывая эту историю, я задала только два вопроса:

– А Вы видели её приятельницу?

– Да. Пару раз, когда приезжал в Ганновер. Они приглашали меня на ужин, а потом в театр.

– И кто же из дам в этой упряжке был ведущей?

Задумавшись на пару секунд, племянник безошибочно поставил диагноз:

– Приятельница была очень активной, энергичной женщиной. Безусловно ведущей была она.

Вот всё и разрешилось. Королева прожила всю жизнь не в заточении, а в подчинении. Отец – генерал, муж – майор, энергичная, властная подруга… А я требую от пожилой дамы самостоятельных решений. Придётся менять стратегию.

Утром следующего дня, наскоро покончив с обычными приветствиями, перешла к запланированной атаке: спокойное, не терпящее возражений лицо, командный голос и внутренняя убеждённость в непременном успехе.

– А теперь встаньте с постели и.… в туалет.

Чувства на лице Гертруды замелькали кадрами немого кино. Удивление, протест, безысходная покорность и.… облегчение. Навсегда покинувшее её прошлое вернулось снова. Появился кто-то, готовый давать команды и принимать за неё решения. Тонкие пальцы нерешительно откинули край одеяла, и две тощие, обтянутые сморщившейся, пересохшей кожей ноги медленно потянулись к стоптанным домашним тапочкам.

Более получаса я лила ароматные шампуни и гели на слипшиеся от грязи волосы и кожу, впитавшую запахи многолетнего запустения и гнили. Одиночество, что ты сделало с когда-то красивой женщиной?

Через час Королева, поправив и без того идеальную причёску, решительно покинула свои апартаменты, готовясь предстать перед ликующим, празднующем её возвращение народом. Но народ почему-то не ликовал. Намётанный женский глаз тут же приметил и неуклюже свисающее с похудевших плеч платье, и стоптанные каблуки покосившихся туфель, и скромный крепдешиновый платочек, прикрывающий старую, морщинистую шею. Ревнивые народные губы искривились в ироничных усмешках.

Гертруда скромно присела к накрытому столу, пожелала всем приятного аппетита и положила себе на тарелку румяную, свежеиспечённую булочку. Я заняла удобную позицию напротив своей подопечной, делая вид, будто занята важными делами. Одному подливала кофе, другому передавала молочник или вазочку с мармеладом, третьему помогала намазывать булочку, наблюдая боковым зрением за той, от кого зависел исход дебюта. За всесильной Хильдой, которую про себя называла госпожой Мопс.