на том же месте гвардейская кавалерия наша угощала прусских кавалеристов в присутствии монархов и военачальников. Этот пир кончился весьма плачевно. Когда государи отбыли, офицеры продолжали свое угощение; головы разгорячились; началась проба лошадей и скачка через барьер. Командир прусского гвардейского уланского полка, молодец лет 30-ти, без кивера и без сабли пустился перескакивать какую-то преграду и на самом взносе лошади сорвался с нее и тут же убился до смерти. Это произошло в виду нашем.

4 октября сражение под Лейпцигом[245] уже было в полном разгаре, а мы находились в резерве и варили кашу; часу в двенадцатом приказано было опрокинуть котлы и на рысях всей артиллерии идти вперед. Это был тот самый момент, когда французы, бросившись на гвардейскую батарейную роту графа Аракчеева, проскакали ее и устремились к государю. Государь приказал своему конвою отразить эту атаку – и батарея была спасена.

Офицеры этой роты, и в особенности подпоручик Тиман – младший,[246] рассказывали после подробности сделанного на них удара. Французские конно-егеря бросились вскачь на батарею и, проскакав в интервалах между орудий, понеслись далее, а задние стали рубить канониров и приступили уже к управлению пушками. В это время он, Тиман, бросился на землю, и через него перескочило уже несколько всадников, как вдруг стали поворачивать орудие и хоботом лафета прямо на него!.. Он вскочил, перебежал на другую сторону орудия и опять бросился на землю. Не прошло пяти минут, как французская кавалерия обратилась назад, а за ними наши казаки – и опять несколько лошадей перепрыгнули через него, но ни одна не задела его копытом. Он лежал ни жив ни мертв и остался невредим. Другой офицер этой роты, прапорщик князь Трубецкой, попался уже в плен, и один кавалерист, взяв его за воротник, тащил его за собой. Но их обскакали сперва французы, за ними казаки, а вслед за последними подоспел нашей же гвардейской артиллерии поручик Ярошевицкий,[247] который в этот день был командирован на ординарцы к начальнику артиллерии. Князь Яшвиль находился за болезнью в отсутствии, а его место во время Лейпцигского сражения заступал начальник его штаба генерал-майор Сухозанет, распорядившийся и нас подвинуть вперед в самый необходимый момент, так что этим делом обратил на себя особенное внимание государя. При нем-то и был Ярошевицкий. Желая отличиться в глазах самого государя, он пустился в атаку вместе с казаками и имел случай отбить князя Трубецкого у француза, ударивши последнего по руке шпагой. Пока все это происходило, Сухозанет распорядился, чтобы на то место, где была расстроенная рота графа Аракчеева, поставить нашу роту и немедленно подать ее вперед. Это было перед деревней Вахау. Лейб-гвардии Финляндский полк в то же время пустился бегом для занятия этой деревни и, не доходя оной, взял несколько вправо; мы тотчас открыли огонь. Каково же было наше удивление, что предметы, против которых были обращены наши орудия, были: Ярошевицкий и князь Трубецкой, быстро к нам приближавшиеся, один – на лошади, а другой – пеший, с бледным и длинным лицом! Князь Трубецкой между товарищами слыл большим нувелистом; вращаясь всегда в кругу генералитета, в корпусной и дивизионной квартирах, он всегда первый доставлял нам политические и придворные новости. В настоящем случае Ярошевицкий в коротких словах спешил нам объяснить, как он спас Трубецкого и поскакал к Сухозанету. Трубецкой молчал и никак не мог прийти в себя, так все это быстро сделалось, а мы, вместо того чтобы пожалеть бедного товарища, стали подшучивать над ним: