О характере и привычках самого автора также довольно сложно составить себе представление, основываясь на тексте его воспоминаний. Но к счастью, этот пробел помогают восполнить воспоминания о Жиркевиче уже упоминавшегося выше Эразма Ивановича Стогова. Позволим себе их процитировать:

«…Видаясь по разным случаям с Жиркевичем, я всегда заставал его за бумагами и составил о нем себе понятие, что это человек дела. Он всегда был как то сдержан, очень вежлив, но малейшая несправедливость, плутовство по делам – выводили его из себя; вспылив, он уже не знал границ гнева…

Жиркевича полюбить очень трудно, но нельзя было не почитать его, нельзя было не уважать честной его деятельности, его бескорыстия; он отдался весь, без остатка, полезному служебному труду…» При всех этих высоких деловых качествах, при том, что, по словам Стогова, его «достанет управлять тремя губерниями», симбирское дворянство (как впоследствии и витебское) губернатора невзлюбило: он не понимал и не умел строить с людьми человеческих отношений, не бывал в обществе, никого не приглашал к себе. «Как он для общества, так и оно для него – не существовали», – пишет Э. И. Стогов.

Об отмеченных Стоговым чертах характера И. С. Жиркевича сохранились и другие свидетельства. Старательно собиравший все доступные сведения о своем роде и особенно о родном деде, Александр Владимирович Жиркевич, писал, что ему «случалось нередко встречаться с людьми, или знавшими покойного Ивана Степановича лично, или слышавшими о нем от его современников: все отзывы обрисовывали покойного, как идеально честного, правдивого, бескорыстного русского деятеля».

К перечисленным достоинствам И. С. Жиркевича можем добавить, что был он еще и чрезвычайно скромным человеком. Об этом ясно свидетельствуют слова его завещания, написанного за несколько дней до кончины. Иван Степанович просил, чтобы похороны его были самыми скромными, чтобы близкие глубокого траура по нему не носили. И завершал свои последние распоряжения словами: «Да простит Господь мне, как я прощаю всех враждующих мне и ненавидящих меня».

Воспоминания свои Иван Степанович Жиркевич писал «в назидание сыну» («если он поймет меня», – было отмечено в подлиннике). Но, вероятно, думал и о том, что прочесть их могут и другие люди. Как он пишет сам в начал повествования, интерес к рассказам о его полной событиями жизни проявил один из приятелей, который и посоветовал их записать. В рукописи присутствуют следы саморедактуры, фамилии многих известных лиц (особенно тех, с которыми у Жиркевича происходили столкновения по службе) заменены инициалами или вовсе опущены. Все это еще раз свидетельствует о его щепетильности и стремлении не задеть явно своих недругов, многие из которых были живы и даже продолжали служить. Готовя «Записки» к публикации, Карпов раскрыл некоторые сокращенные имена, но в ряде случаев не сделал этого. Либо не смог, либо посчитал ненужным. В данном издании почти все «зашифрованные» Жиркевичем имена и фамилии приведены полностью, при этом исправлены и несколько ошибок, допущенных издателями при первой публикации.[1]

При подготовке «Записок» Жиркевича к публикации, С. Д. Карпов сам, по-видимому, разделил их на главы. Кроме того, он написал предисловие и составил ряд примечаний. В данном издании предисловие Карпова опущено, так же, как его примечания, касающиеся, в основном, отдельных известных деятелей первой половины XIX в.: мы посчитали нужным в данном издании поместить небольшие биографические справки обо всех (по возможности) лицах, упоминаемых в тексте «Записок». Справки получились не равнозначными по объему и составу информации: о людях, оставивших заметный след в истории России, известно очень много, и нужно было лишь выбрать факты, значимые в контексте публикуемого источника; о некоторых людях имевшаяся в нашем распоряжении справочная литература позволила обнаружить лишь краткие упоминания; о многих скромных служителях учебных заведений или уездных начальниках, а также о ряде чиновников жандармского ведомства не было найдено никаких сведений. В примечаниях к данному изданию помещены также справки об описываемых автором значительных событиях, хорошо известных его современникам, но не слишком часто упоминаемых ныне.