Так продолжалось час или два. Мутант писал не поворачиваясь. Иногда он застывал, задумывался, потом говорил:

– Нет, так не получится.

Стирал часть написанного, писал заново, снова задумывался. Кончалась пара.

– Ну ладно, в следующий раз…

Ну не получилось у него несколько великих классических теорем в одну совместить. За время одной пары. Что ж, бывает, дело житейское…

Фокусы, проделываемые Евгением Мухиным в математическом анализе, уникальны. Но такое не могло не раздражать руководителей кафедры высшей математики. Может, и на них мутант смотрел улыбаясь, как и на нас?

Серые съели Мухина, и он ушел тренировать сборную Узбекистана по шахматам. В шахматах ведь нет серых фигур, только белые и черные. Университет лишился этого явления природы.

Такие люди непонятны и время свое на объяснение другим очевидных для них вещей не тратят. Мутантам – мутантово, тупикам – тупиково.

На матфаке был Романовский Всеволод Иванович, реально, на мировом уровне, продвинувший вперед теорию математической статистики. Его переводили на человеческий язык несколько первых его аспирантов. Они, обливаясь потом и кровью в муках, научились как-то понимать, что он говорит. И передавали это другим – смертным.

Несколько раньше, по преданиям старшекурсников, такое явление – мутант – было и на кафедре физики. По фамилии Стеклов или что-то похожее. Он тоже все по-своему рассказывал, и от него можно было физику почувствовать. То есть понять. В ее первозданной свежести, которую недопустимо терять и нужно дальше нести. Нам. Его тоже съели, и он ушел в институт связи. Съедать уникальных и неудобных – это общая черта серых тупиков.

Нельзя не сказать о второй Мухе. Неля Мухина любила Женю Мухина всегда, когда еще и Мухиной не была. Они были вместе в детсаду, в школе, в университете, работали на одной кафедре. Мутант Мухин не реагировал на женщин. Этот блок забыли вмонтировать.

Неля дожала Женю лет в 35—40. Как – не знаю. Такая женщина должна была быть рядом с ним. Все ему прощающая, понимающая уникальность и счастливо несущая свой крест рядом. Неля Мухина была добра и счастлива.

«Учили нас азам наук пара добрых Мух».

Мухин, Ферми, Сахаров – они среди нас. По ним ставится верхняя граница интеллекта.

Понимать, что ты никогда, никогда не станешь мутантом, – это очень грустно…

Абдуджабар и Аркадий были разными. Абдуджабар – один из невысоких парней на курсе, Аркадий – один из самых высоких.

Абдуджабар был облаком добра, сразу обнимал человека всей своей теплой душой, Аркадий был молчалив и скорее сдержан.

Роднило их одно – способность любить. По самой высокой мере. Когда человек растворяется в чувстве к тому, кого любит. Это было так и составляло редчайшую, на мой взгляд, особенность этих двух парней.

Тут нужны какие-то единицы измерения. Поэтому отвлекусь.

С суданским принцем Ахмедом (после переворота в 2011 году семья уже не правила) мы встретились в артистическом кафе театра Маяковского. Ахмед заканчивал диссертацию о том, как нужно планировать города в его родной жаркой стране, чтобы их продувало ветрами. За время аспирантуры он освоил не только искусство градостроения, но и умение пить. В нем было в тот момент около литра коньяка, без малейшего влияния на мышечную или речевую моторику.

Уложить немецкого гада – меня – Ахмед решил сразу. В несколько фраз. Сказал, что у него 6000 родственников. Что на его свадьбе было 3500 человек. Это на меня не подействовало. Отскочило как пули от танка. Тогда он сказал вот что. О единицах измерения любви.

«В нашем языке, – сказал Ахмед, – есть 16 отдельных слов, каждое из которых обозначает разную меру или уровень любви». По порядку, насколько помню: