Если неохота фитнесом заниматься, то можно почтальоном работать, или лесорубом, или на кладбище могилы копать, или другое что-то на свежем воздухе. Овец пасти в горах.

При чем тут математика и строевая подготовка? Оба предмета к порядку приучают. В жизни и в голове.

Розовые розы Ирке Соколовой,

Ирке Соколовой, однокласснице моей…

Ирка Соколова пришла в наш класс в девятом, это был второй набор в математический спецкласс на Чиланзаре, в 26 кварталах которого проживало тогда примерно 300—400 тысяч человек. Пришли отличники и будущие медалисты из множества школ. Потом многие из них по причине военного подхода к математике у Бориса Антоновича отсеялись. Ирка Соколова осталась.

К концу десятого класса Ира расцвела как женщина и превратилась в секс-символ, как Мэрилин Монро в США. В умный секс-символ, который учился в матклассе.

Действие Соколовой на неразвитый мой софт характеризовалось немотой. Софт не мог это переварить и выдать реакцию – адекватную реакцию на совершенство форм молодой женщины. У других с развитием было не лучше, пацаны явно недотягивали…

Мы не дарили розовые розы Ире Соколовой. Не подарили ей вообще никаких цветов…

Ира уехала в Томск и поступила там на биофак. Там ее оценили как женщину. Отпускать такую девушку из дома было нельзя. Ира пошла по рукам в чужом холодном городе. Очень уж броской была ее красота. Тут и перестройка подоспела.

«Вот и отличницы Даша и Маша, ставшие валютными проститутками» (Инна Кабыш).

Валюты не было в Ташкенте. «Не те бляди, что хлеба ради…» Это уже ближе, это про русских женщин.

Мы не дарили цветы женщине невиданной красы, которая могла бы сделать счастливым каждого… Мы были уже спеленаты своими браками, женами, детьми, работой…

Ира Соколова умерла первой из нашего класса, за много-много лет до… Хотел написать «до срока», но у женщины такой красоты срока быть не может. Такая Женщина вечна. Осталось чувство нелепости произошедшего и личной потери…

На Жуковской, в кооперативном доме авиаремонтного завода, в центре города, были только две не блатные семьи. Наша и Шурика с Наташей. Шурик отвечал за ремонт автоматики турбореактивных двигателей.

Наташа и Шурик родили сына Мишку, мягкого и спокойного, как Шурик. Тамара посоветовала, что нужен еще ребенок. Они послушались. Родились близнецы. Орущие непрерывно, так как один заводился от другого. Тут-то Шурик и хлебнул лиха.

Издерганная Наташа метала в него тарелки до полного исчезновения боезапасов. Шурик все гасил своим большим мягким телом. Под оглушительный вой газотурбинных двигателей орущих близнецов, перекрывающий болевой порог.

Тарелки они покупали раз в месяц. Два года подряд.

Врачи сохраняют интерес к людям. Даже если меняют занятие. Чехов, Булгаков, Вересаев, Аксенов, Горин, Александр Розенбаум и… очень многие.

В то время мы иногда появлялись в доме у Сергея – хирурга, большого знатока и любителя литературы. У них с женой был свой дом, не разрушенный землетрясением.

Александр Розенбаум, приезжая в Ташкент, после выступления, хлебнув водки, произносил одну только фразу: «Всё… Теперь к Сереге!» – и карета-машина срывалась с места в карьер.

Кабинет с глубокими креслами, заставленный по периметру шкафами с книгами, был местом глубоких бесед. Там собирались писатели, поэты, завсегдатаи Переделкина, отдаленных вечеров советской литературной элиты.

Там бывала и белая ворона, не писавшая ничего, кроме отчетов об испытаниях и режимной наладке, инструкций по эксплуатации и подобного. Такой вид писания рождает свой стиль, который вы, вероятно, заметили. Белая ворона была «от сохи», из мира больших заводов, заполненных «машинами, питающимися нами – людьми». Тот мир был далеко от людей, собиравшихся в Переделкине, далеко и от других писателей.