Сколько былых легенд около этого города, и какая теперь здесь тихая провинциальная жизнь!

В стороне от больших городов Верона жила и живет своей маленькой жизнью 60 000 жителей. Свое искусство, своя живопись скромных учеников Джотто, свои скульпторы, чеканщики. Никакой специальной промышленности, вроде венецианских зеркал и стекол Мурано[219] или миланского шитья, но все есть только свое, провинциальное искусство, пленяющее искренностью, <и весь город поражает своей редкой живописностью>[220].

Венеция осталась в белом сиянии лагуны, и долго еще шпиль Сан-Джорджио[221] маячил в утреннем воздухе прозрачного ясного дня. И через полтора часа Падуя – померкший город с низкими аркадами, меркнущими так же, как померк некогда славный Падуанский университет[222].

Попутные станции – маленькие города, обязательная остановка в Мантуе[223]. Феррара[224], окруженная болотами и умершая настолько, что становится невероятным – была ли здесь пышная жизнь д’Эсте? Феррарские герцоги [за]давали тон даже французскому двору[225], а теперь все здесь мертво. Всего лишь два часа отделяют Феррару от Болоньи, а какая разительная разница: там уныние, здесь жизнь во всем. Кругом города виноградники, и дома улыбаются своими терракотовыми украшениями. Для знатока живописи здесь расцвет болонской школы (Карраччи, Гвидо Рени). Стендаль на пути из Милана во Флоренцию дал Болонье такие теплые строки![226] И в Болонье тоже старый университет XII в.[227]

Недалеко Равенна. Снова пахнуло византизмом[228] от мозаик церквей Виталия и «Нового» Аполлинария[229]. Ведь эти мозаики V века! Какое далекое время, и как чужд нам изображенный мир царицы Феодоры[230] и все эти окаменелые фрески сдержанно-угрюмого византизма. Мозаики Св[ятого] Марка казались радостней. Но здесь глубже искусство. Ранняя романская архитектура мавзолея Теодориха[231] так хорошо вяжется с голубовато-серым пейзажем! А в пустынном лесу пиний – тень Данте и его скромная гробница недалеко от церкви Св[ятого] Франциска[232]. На востоке уже брежжит свет Адриатики, всего в 8 километрах ее голые здесь берега.

Потянулись рощи оливок, фиговые жирные деревья, скоро Флоренция. <Но бывает такое чувство, что не хочется сразу войти в пышные чертоги, а замедляешь шаги в преддверии, предвкушая что-то интересное там, впереди, и вдруг в этом преддверии находишь очарованье>[233].

Не зря сделал крюк: попал в Сиену и Пизу. Город мрамора – серый, светлый с темно-зеленым, бурым, почти черным, – пестрели пизанские соборы на знаменитой площади. И всюду особый свет, смягченный, весь собравшийся в Campo Santo[234], где со стен глядят фрески примитивов, – целая поэма смерти, но не устрашающая[235]. Тихое, сосредоточенное настроение охватывает, глядя на эти примитивы, словно рожденные от утренних туманов, обволакивающих гору, на которой расположен город.

Пиза. Колокольня собора. Фото конца XIX в.

Флоренция. Набережная Арно. Вдали Старый мост (Понте Веккьо)

Симоне Мартини, Лоренцетти и другие мастера XIV в. дают в своих примитивах что-то родственное нашей Троице Рублева, только здесь фоном фрески служат особые синие сумерки…[236] Город весь в узких улицах, с постоянной тенью от высоких домов, с карнизами большого относа и зелеными ставнями-жалюзями окон.

Флоренцию следовало бы посещать после Рима и особенно после юга Италии.

Проведенные пять дней, хотя бы и пятьдесят дней во Флоренции – это только зачаровывающая прогулка <по огромным пространствам неистощимого мирового музея>[237]. Флоренция невелика – от Охотного Ряда до Белорусского вокзала – вот и вся длина или ширина ее. Но сколько на этом небольшом и тесном пространстве вековых сокровищ искусства! Прежде это была столица тосканских герцогов, теперь город в стороне [от] общего потока итальянской жизни. В Милане торгуют, служат бесконечные мессы в Риме, танцуют и поют в Неаполе, а здесь, во Флоренции, спокойно живут большей частью молчаливые коренные итальянцы. Словно все это сторожа старых зданий вечно юного искусства.