– Хорошо! – я остановился в трех шагах от перевязочной и повернул назад. – Только я все равно ЭТОГО так не оставлю. Пускай только генерал уедет.

Как оказалось впоследствии, Выжигина не на шутку взъелась на Татьяну Михайловну из-за крема для рук. Да, из-за обычного крема. У нее после работы с дезсредсвами стала шелушиться кожа рук. Принесла из дома крем и положила его на стол рядом с различными журналами и тетрадями. Оказалось, что сей поступок, оказался тягчайшим воинским преступлением, лишь по чистой случайности не обнаружен высоким посетителем. Кто там и когда придумал, что держать на рабочем месте средства по уходу за кожей, подпорченной, кстати, на том самом месте агрессивными средами, не знаю. Но довести хорошего человека до слез довели.

Мои доводы, что нельзя так обращаться с людьми, были биты козырной фразой, которую я потом часто слышал из уст представителей министерства обороны: «Мы тут никого не держим! Не нравится – увольняйтесь!» И это при том, что очереди из желающих идти работать в госпиталь уж точно не наблюдалось. Сносить все эти военные приколы за весьма скромную зарплату отваживались не многие.

Итак, порядок в отделении восстановлен и, прямо скажу, выше всяких похвал, как, впрочем, и во всем остальном госпитале. Персонал, особенно младший и средний, поголовно в слезах и с повышенным артериальным давлением. Начальство нервно переминается с ноги на ногу у ворот КПП. Остальные врачи с любопытством прилипли к окнам, выходящим в сторону КПП. Все ждут. И вот без пяти десять ворота КПП широко распахнулись, и через них важно и деловито проплыл «Мерседес» представительского класса с номерами Западного военного округа. Из него степенно вылез однозвездный генерал в новеньком мундире и фуражке с высокой тульей.

Волобуев, старательно впечатывая в не высохшие до конца лужи на асфальте начищенные до зеркального блеска форменные ботинки, строевым шагом, с подобострастным видом приблизился к генералу и, торжественно отдав честь, что-то громко забубнил. Генерал несколько удивился, оглянулся по сторонам и, тоже приложив правую ладонь к голове, с растерянным видом стал слушать доклад. После начальника госпиталя к пациенту с красными лампасами подрулил заместитель начальника госпиталя майор Горошина и, лихо, козырнув под надвинутую на самый лоб фуражку, открыл рот. Тут, похоже, генерал не выдержал, махнул рукой и, стараясь не наступить в лужу, молча прошел мимо оторопевших офицеров. Горошина так и остался стоять с приоткрытым ртом и с ладонью у виска.

Генерал в сопровождении Волобуева не спеша поднялся на третий этаж и, сняв у входа в хирургическое отделение фуражку, шагнул через дверь, угодливо приоткрытую начальником госпиталя. Все врачи и медсестры, работавшие в тот день в отделении, как было велено, выстроились у входа в длинный ряд. Тут же с натянутой улыбочкой замерла и Генриетта Самуиловна. Я, как учили, представился явно смутившемуся генералу, и пожал предложенную им руку. Рукопожатие оказалось довольно крепким.

– Волобуев, ты чего тут устроил, а?! – Сизоносов недружелюбно покосился на начальника госпиталя. – Что за маскарад?

– Так это, – замямлил наш руководитель, наливаясь на глазах красным цветом, – мы вас, как положено…

– Я, вообще-то, на прием к вашему хирургу приехал! – грубо перебил его генерал. – Вот, – он кивнул в мою сторону, – к Дмитрию Андреевичу, и как пациент, а не как проверяющий. Сохранишь тут с вами инкогнито. Из всего шоу устроят. Поди, весь госпиталь на ушах с утра стоит?!

– Э, э… – заблеял вконец растерявшийся служака.

– Товарищи, прошу всех разойтись по своим рабочим местам! – генерал повернулся к остальным участникам трагикомедии и впервые улыбнулся. – Занимайтесь своим делом! Не нужно на меня обращать внимание. А вы, подполковник, можете идти к себе. Спасибо, что проводили! Дмитрий Андреевич, где мы можем побеседовать?