Люди верят в иллюзии, идут ощупью не зная куда, и цепляясь за спасительные общие истины. Потрясения могут их убить, и потому им хочется только приятного, развлечений. Оттого они смешны и даже милы. Я почему-то сострадал и жалел наивных людей. Всегда страшился только тех, кто ведет их насильно, убежденный с своей жестокой правоте.

Давным-давно отодвинулись куда-то годы войны, когда люди были собранными, плоскими и однозначными, ответственными за страну, отлитыми из цельного куска стали. Если бы была война, я тоже был бы чистым и цельным, «пошел воевать, чтоб землю в Гренаде крестьянам отдать».

Люди расслабились, вспомнили о хорошей жизни, и захотели пожить, иметь блага, выбиться на другой уровень. Брать на себя ответственность, любить и ненавидеть, – слишком тяжело. Все приспосабливались, как встарь, иначе человек не выживет. Возжелали престижных вещей, удовольствий и развлечений, что дает развитие компьютерной техники, искусственного интеллекта, создание биороботов взамен себя, отчего теряется чувство ответственности за сохранение рода, развивается эгоистичность и лень.

И я такой же, хотя во мне есть красная черта, ниже которой не позволяет опускаться совесть. Хотя иногда не удерживался от мелкой подлости особенно когда изменял подруге, но потом всегда помнил, и при воспоминании обжигал стыд, как нечто постыдное и страшное.

Короче, мы лишаемся способности мыслить и трудиться. Зачем, если работу за людей выполняют машины, автоматические линии и роботы? Пусть это не отменяет неравенство в использовании ресурсов и уровня жизни таких, как я, нищий студент.

Как пишут ученые, в результате научно-технического развития снижается рождаемость населения. Человечество, избалованное комфортом, растеряет в оранжерейных условиях данный ему природный инстинкт продолжения рода. И дети, которые родятся к 2080 году, станут последними жителями Земли. Рождаемость снизится до нуля. Я не мог вообразить, как это? Любовь, а значит, и дети будут всегда.

Неужели когда-нибудь все закончится? И не нужно будет оставлять что-то после себя? Разве миллиарды умерших, оказавшихся сзади нас, и все гении истории, проложившие путь человечеству, не исчезнут вместе с планетой, которую может уничтожить пандемия, или сами нынешние поколения?

Я хотел не славы, на самом деле искал неведомый смысл, желая разобраться в себе и мире. Всегда хотел понять, для чего все это? Почему занимаюсь не тем, что хочу? А что хочу?

Ответить на эти вопросы могли только поэзия и литература. То есть необходимо было – время уходит, скоро буду стариком! – срочно искать ответа стихами и прозой. Хотелось писать не ежедневными впечатлениями, а судьбой. Ведь, после тяжелых и бесплодных усилий выразить словом что-то – вдруг открывается нечто пронзительное, истина! Это маленькое счастье творца.

Хотя все же Плиний младший оставил книгу писем – форточку в Древний Рим, и его запомнили последующие поколения. Я был непрочь остаться в истории хотя бы Плинием младшим.

Наверно, я родился с какой-то кровоточащей трещинкой в сердце, не дававшей мне покоя, как, например, у кумира моего детства Лермонтова, с его детскими стихами «… в моей душе, как в океане, надежд разбитых груз лежит».

Я ищу небывалой жизни.

Как сильна прикипелость к стиху!

Графоманство жерновом виснет

Непомерных темных потуг.

Страх ли в них государственной мощи,

Или биологически смят?

Я густую темную ношу

Сброшу – в новом рожденье меня.

Там, за этим – я весь нормальный,

Как нормальна свежесть веков.

Что же прыгает аномально

Здесь – к неясному выходу зов?

Инстинктивно опирался на нечто главное, что сидело во мне. Желание вникнуть в суть вопросов: что хочет от меня космическая реальность, и чего мне от нее надо? – могло вывести на какой-то верный путь – мог писать уже что-то определенное, что не отдавало бы нестерпимой фальшью бессмысленности.