– А может, я носорог?

– Может… Вон здоровая какая…

– Это потому, что я чай пью.

– С пряниками?

– Ага.

– Куда летишь-то?

– В Гондурас.

– Зачем?

– За укропом. Полетели вместе?

– Не хочу, лети одна…

– Нет, вместе!

Цапля протаранила стекло, схватила меня клювом за шиворот и потащила наружу. Сначала я отбивался, потом застрял в окне. В живот впились острые осколки, я заорал, засучил ногами, задергался. Цапля царапалась, хлестала крыльями и блеяла:

– Вме-е-е-есте!..

Кто-то хлопнул меня по колену. Я разлепил глаза. Надо мной стоял водитель.

– Приехали, – сказал он. – Конечная остановка.

Салон был пуст. За окном светились фонари автовокзала. Я взял сумку заплатил за проезд и, пошатываясь, вышел. Отработанное пиво повлекло меня к уединенному строению с синей фигуркой на белом кафеле. Внутри ползали упитанные сверчки. Они важно шевелили усами и внимания на меня не обращали. В раковине спал жук-носорог. Я переложил его повыше, чтобы он не захлебнулся.

Вдоль тротуара выстроились белые «тойоты» с зелеными огоньками. Сидящие внутри таксисты читали газеты.

– Нет, – подумал я. – Пойду ногами. Освежу сознание.

Едва я миновал вереницу такси, как рядом затормозил ярко-красный «ситроен». Левое стекло опустилось, и донесся голос:

– Бадыму!

– Опаньки, – сказал я и нагнулся к окну. – Привет!

– Бонсуар. Ты куда, в «Сатындору»?

– Нет, домой…

– Я думал, придешь сегодня.

– Ой! – я хлопнул себя по лбу. – Четвертая пятница, да? Забыл совсем. Подвезешь?

– Садись.

В салоне пахло «Шанелью» и пел Брассанс. Я кинул взгляд на заднее сиденье. Там лежал знакомый мне черный футляр, а в футляре – благородное орудие из потускневшей меди, тридцатилетний «Selmer», когда-то купленный за бешеные деньги на Гиндзе. По легенде, к нему прикасался едва ли не Бен Вебстер. А теперь, на правах хозяина, в него дул служащий страховой компании по имени Macao Кавасаки. Сегодня выпал на редкость удачный день, совсем без переработок – Macao не только успевал к первому отделению, но даже имел время заскочить домой и сменить постылый черный пиджак на тельняшку от Готье.

– Откуда шел? – спросил он меня, закручивая руль, как штурвал фрегата.

– С вокзала. Из Токио вернулся.

– Командировка?

– Типа того.

– Эх! – вздохнул он. – Я бы тоже в Токио катался. Надоедает в полях сидеть. Но не посылают. По должности не дорос.

– Ничего, – сказал я. – Повысят когда-ни-будь.

– Ну да, повысят… И отправят куда-нибудь на Хоккайдо.

– Что, порядок такой?

– Ага. Никуда не денешься…

Он последний раз крутанул штурвалом, и мы въехали на стоянку. Там уже запарковался огромный черный «фольксваген». Рядом стоял дюжий мужчина с кучерявой головой и выгружал из открытого багажника большие круглые коробки.

– О-о-о, Бадыму! – воскликнул он, увидев меня. – Давно не виделись!

– Гутен абенд, Накамура-сан, – сказал я, пожимая его здоровую лапу. – Что новенького в Бундеслиге?

– Играют потихоньку. Следишь?

– У меня не ловит.

– А ты тарелку поставь, и будет ловить.

– Хорошо.

– Заходи как-нибудь, я тебя проинструктирую. Пива попьем…

– Баварского?

– Ха-ха-ха… Для тебя найду баварского. Ладно, понес…

Он взвалил на плечи самую большую коробку и двинулся через узкую проезжую часть – туда, где над распахнутыми дверями светились неоновые буквы «Satin Doll». Из кармана у него торчали барабанные палочки.

Я взялся было за коробку поменьше, но тут же поставил ее на место, поскольку на стоянку въехала голубая «мини». Вышедшая из нее девушка носила косынку, жакет и длинную юбку. В черных волосах спряталась одинокая косичка.

– Привет, Кейко, – сказал я.

– Hi, – ответила Кейко и улыбнулась.

– А где твой траур по леди Диане?