Они никогда не приходили к власти, не строили концлагерей, не расстреливали тысячами, не ссылали в лагеря миллионами, они действительно – и на деле – были и есть борцы за социальную справедливость, то, чего как раз у нас не получилось, когда коммунисты победили и построили лагерную систему. Это тот тип коммунизма – в Италии и Латинской Америке – который сродни христианству. Ибо он весь идеален. Не лги, не совокупляйся с членами по партии (дословно из итальянского кодекса), будь мужественным и т. д. и т. п. В условиях капитализма – где есть богатые и бедные – кому-то надо защищать права бедных, ибо богатым на эти права плевать – тут как раз коммунисты очень кстати.

Счастье их, что они никогда не приходили к власти, как в России и Китае, иначе бы лагерно-барачной системы им не избежать, что и подтверждает опыт этих двух стран. А без трагичного опыта это действительно очень модно и романтично. А иногда даже эффективно. Все-таки, когда они узнавали о «практике» коммунизма, наиболее умные из них, как Камю, например, от этих идей отходили. Так что это совершенно две разные вещи – коммунизм западный и восточный. К чести Торнаторе надо сказать, что и он своего отца изобразил, как безнадежного романтика-голодранца.

Распределилось так; «Они сражались за родину», «Двое», «Был месяц май», «Сталинград».

Поздравил бабульку с праздником. Ей 93. Они были под Тулой, когда немец подошел. Заняли деревню. Отцу было три года. Ему понравился немецкий мундштук, он его и схватил. Немец говорит – отдай, тот не отдает. Немец его через колено и по заднице лупить. Бубуля подбежала, вырвала отца, за что получила такого пинка, что вылетела в дверь.

– А что, – говорю, – расстреляли кого?

– Нет, – говорит, – никого не трогали. Я даже одному сказала, (молодая была горячая), я – коммунист! Хотя никогда в партии не была.

А немец смотрит на нее и говорит:

– А я фашист!

Плюнули да разошлись. А ведь бабушка была очень даже хороша в свои-то 26! Еще был инциндент – когда немцы уходили, прабабка, бабкина мать, сказала:

– Наконец-то уберетесь, черти немые!

Кто-то перевел (у немцев были переводчики). Один немец подошел и двинул ей по скуле так, что отлетела к печке.

Вот и все «ужасы» в одной отдельно взятой деревне под Тулой.

– А что, – говорю, – наши?

– А наши, когда пришли, были хуже немцев, – ее слова, – овец крали, девок драли, воровали да песни под гармошку орали. А если что недовольство – «вам что, сукам, под немцем лучше было?» И по скуле, а могли и шлепнуть. А которые от немцев прижили, одна своего ребенка младенцем сама удавила, чтоб ее не расстреляли, а на могиле написала «Здесь лежит сын врага народа».

Я не романтизирую немцев, но, когда смотрю наши фильмы про войну, уже думаю – а сколько там правды?

Этот отдельно взятый эпизод, естественно, не объясняет всего. Но вот, что касается сожжения деревень в Белоруссии с запиранием людей в сараи и амбары, – любимый эпизод наших режиссеров – хронологически это стало происходить после того, как партизаны взорвали кинотеатр с 800 офицерами вермахта.

Жители деревень, общающихся с партизанами были сожжены. Можно, конечно, спросить, а за каким они приперлись сюда кино смотреть, когда их не звали? Такая постановка тоже правомочна.

Тем чуднее, конечно, кажется наша победа, что Красная армия представляла из себя зачастую армию дезорганизованного асоциального элемента. Примерно то же самое рассказывала моей знакомой и бабка из Ржева.

Есть в голосе моём звучание металла.

Я в жизнь вошёл тяжёлым и прямым.