На могиле Толстого в Ясной поляне я побывал лет десять назад. Поросший травой холмик, у которого испытываешь чувство тоски. Почему тоски? Потому что там нет креста. Простого деревянного креста. Кстати, такая же история была с могилой Чехова на Новодевичьем – уж больно она была модернистская. Сейчас, кажется, крест появился. Так вот, Лев Николаевич Толстой – великий христианский писатель. Не верите? Сходите на «Власть Тьмы».

Кстати, почему я пошел. Я до этого ни разу в жизни не видел и не читал пьес Толстого. Моя знакомая была на алтайской студии Щепкинского училища, где студенты играли «Власть тьмы» по-алтайски, и рыдала. Если она рыдала на алтайском варианте, подумал я, схожу-ка я на русский.

Русский психологический театр вообще не любят критики. Чтобы Малый театр похвалили какие-нибудь критики журнала «Афиша» или еще какие-либо заказные интеллектуалы… Так вот этот спектакль сделал для Христа больше, чем все тома Феофана Затворника.

Русский человек грешит, но кается – это парадигма русской классической литературы. И покуда он грешит и кается, как это ни кажется порой мерзко, но до той поры существует русская цивилизация, до той поры существует мир. Как только это становится неактуальным. возникают другие миры и точки отсчета – Бабель, Ильф и Петров и т. д. и т.п – другие тоже хорошие писатели, но из другого теста – заканчивается христианство. С Толстым заканчивается христианство. Его Анна Каренина наказана. Он сам ее наказал. Почему? Потому что должна быть расплата за грех. «Мне отмщение и азм воздам!» – написано в эпиграфе романа. И она заплатила. Да почему, спрашивается?? Спросит какой-нибудь француз или итальянец, например. Да потому, что так написано в Библии. Поэтому так и написал Толстой.

После него пришли декаденты, символисты и, в конце концов, большевики. Даже поздний Чехов с пьесами – это совсем другая песня. Это тоска, безысходность, в лучшем случае, жалость. У Толстого другое: – слушайте народ православный, я грешен! И в этом он даже более русский, чем Чехов, хотя и у того тоже это есть, просто не так выпукло.

Вчера что-то мелькнула мысль в голове – а что Сэлинджер, жив ли еще? Что-то давно его не то, что не слыхать, а ни видать. Т.е. с тех самых пор, как он заперся у себя в Нью-Гемпшире, о нем, действительно, ничего не слыхать или может быть, что-то есть? Сегодня открываю новости – умер Сэлинджер. Вот так срабатывает интуиция! С 53-го года в добровольном отшельничестве. Интересно, а как он жил эти 57 лет? Целая жизнь вне. Интересно, что сразу после выхода «Над пропастью во ржи», как сказал, «разочаровался в писательстве». Напоминает Артюра Рембо, который издал сборник в 21 год и потом переквалифицировался в торговцы. По отцовской линии из польских зулусов, по матери ирландец и еще кто-то.

Так красиво ложатся капли дождя на стекло в вечернем городе. Ехал в такси, не смог удержаться, достал телефон.

От чего так русскому тяжело дается – жить мирно, комфортно, т.е. уважая друг друга и любить всех? Наверное, от того, что очень много философствует. Взять вот «Закрытый показ» Гордона – ведь один депрессняк – то сумасшедший дом, то подростки сосалки-давалки в битве с родителями у Германики, то вариация на тему – российская глубинка – это ад – В «Юрьевом дне», то алкаши в «Диком поле» и т. п. и т. п. Образ России вдалбливают в головы, как образ больной сумасшедшей страны. И как с этим сознанием жить нормально??

Никак. Вот и живем в плену образов. Сначала в голове-потом реальной жизни. Замкнутый круг. Почему так? Такова ли реальная жизнь? Нет, конечно. Был фильм «Поджигатели» на заре 90-х – там и подростковый протест, и искусство – все было, была гениальная «Маленькая вера» – все уже было про это. Почему не можем отойти? Не формат тогда пойдет. Надо в формате быть – западноевропейское фестивальное кино – это кино сытых бюргерских сынков и дочек в поисках фактуры. Они закончили киношколы, им надо чем-то потрясать. Уже выковыривают последние козявки, откуда только можно. У нас же этого дерьма хоть отбавляй. Закрой только один глаз, и вот тебе уже не школа, а доильный техникум в депрессивном регионе. А она все косичками будет трясти – я такая наивная -снимаю изнутри, что вижу. Да, как же! Это крокодил с головой -компьютером. Гоним формат. А Ульрих Зайдль один. Не одна девочка не снимет «Импорт-Экспорт», потому что там нет слюней и изображения «модного кино», т.е. «рукоделия» нет, которое часто от рукоблудия не отличишь.