. Вскоре у него разыгрался роман с Ольгою Федоровною Добровольской. Она ли так дело повела, он ли увлекся не в меру, но задумал во что бы то ни стало на ней жениться. Между тем продолжал быть формально женатым на Елизавете Дмитриевне Голохвастовой. Последняя на все его просьбы о согласии на расторжение брака отвечала отказом. Отправился с Ольгою Федоровной в Болгарию и там с нею обвенчался. Оказался в строго каравшемся двоеженстве, особенно соблазнительном и нетерпимом в лице старшего представителя, на окраине, судебной власти, нарочито призванной охранять закон. Нашлись друзья, которые не преминули доложить об этом случае Александру III. На очередном докладе министра юстиции царь приказал Александра Алексеевича «убрать». Дело могло бы для него кончиться куда хуже. Уволенный со службы Александр Алексеевич остался в Варшаве, где занялся адвокатурою. Его прошлое обеспечивало его многочисленною клиентурою. Тем не менее, служебное крушение было для него тяжело. И еще страдал он от непризнания его второго брака[48] семьею и обществом.

О старшем сыне Александра Алексеевича Алексее Александровиче, бывшем директором Департамента полиции, рассказано выше – на стр. 125 записок.

Насколько отрицательною рисуется его личность, настолько хорошим человеком, редких качеств души и сердца был брат его Дмитрий Александрович Лопухин. Кристаллически честный, прямой, простой во всех своих проявлениях, скромный без слюнтяйства и уничижения паче гордости, в то же время в себе уверенный без самомнения, отзывчивый, чуткий, добрый, где надо – стойкий и мужественный до бесстрашия, он всею своею жизнью до героического ее конца в империалистическую войну являл незабываемый образ едва ли не последнего рыцаря без страха и упрека. Надо к этому прибавить, что он был образованный человек, хорошо окончив Московский университет, а в офицерских чинах пройдя Академию Генерального штаба. Он был военный по призванию. Предназначал себя к военной службе еще с гимназической скамьи. По окончании университета поступил вольноопределяющимся в Нижегородский драгунский полк на Кавказе. Вскоре после производства в офицеры женился там на султанше – княжне Елизавете Михайловне Тохтамыш-Гирей. Отец ее был магометанином, а мать, по происхождению итальянка, – католичкою. Жена Дмитрия Лопухина была также католичкою. Это обстоятельство долгое время препятствовало Дмитрию Лопухину поступить в Академию Генерального штаба. В видах недопущения в Генеральный штаб офицеров-поляков, вообще лиц польской ориентации или хотя бы только сочувствующих в той или иной мере полякам, устав академии преграждал доступ в нее католикам, а также лицам, женатым на католичках[49]. Случай жены-католички – дочери султана-мусульманина устав академии не предусмотрел. И только долгие и настойчивые хлопоты влиятельного родства раскрыли в конце концов перед Дмитрием Лопухиным, в виде совершенного исключения, двери академии. Я был всегда близок к Дмитрию Лопухину и по родству, и по взаимным пониманию и симпатии. И брак его не ослабил, как это иногда бывает, его приязненных отношений к родственникам, так как и жена его была такая же хорошая, как он сам. Особенно сблизился я с ним во время его пребывания в академии. Юрист по образованию, он с трудом разбирался в математических предметах академического курса и обратился к моей помощи. Я как раз был в то время студентом-математиком старших курсов. И помогал ему в овладении основами математических дисциплин. Во все тяжелые значительные минуты моей жизни как-то случалось, что он неожиданно появлялся передо мною (хотя по окончании им академии мы жили в разных городах) и несказанно поддерживал меня своею светлою бодрящею философиею. Именно светлую бодрость нес в себе этот