После аспирантуры и работы в какой-то московской элитной больнице он не прижился в суровых джунглях израильской гражданской медицины и не без некоторых мытарств совершил мягкую посадку на должность вольнонаемного армейского врача. Илюша каждый день путешествовал из Иерусалима в Бейт-Эль и обратно в слегка бронированном рейсовом автобусе, что, на мой взгляд, было гораздо опаснее всех тех ночных вылазок, в которых приходилось участвовать мне самому.

Присутствие Илюши заметно облегчило мою армейскую жизнь. Он принимал на себя главный удар в виде амбулаторного приема с девяти до пяти, и на мою долю оставались выезды на дорожные происшествия, транспортировка больных в иерусалимские госпиталя, осмотр арестованных и медицинское обеспечение операций разных спецподразделений по ночам.

После бешеного темпа тель-авивской больницы это была полная расслабуха. Я спал, читал детективы, гулял по территории с автоматом через плечо, готовый чуть что прыгнуть в амбуланс, смотрел дурацкие фильмы на видике вместе с медсестрами и фельдшерами, готовил контрольные вопросы для своих резидентов и студентов…

Постепенно к концу второй недели все эти радости мне остое…

Часа в два дня начинались военные действия.

К этому времени палестинские боевики заканчивали свои неотложные повседневные дела, съедали ланч и начинали обстреливать наши передовые патрули и саму базу, которая стояла на околице Рамаллы и была отделена от ближайших домов заброшенной дорогой и полосой пустыря метров в двести шириной с редкими кустами.

Медицинская команда неизменно получала приказ выдвинуться к линии огня. Мы быстро забрасывали в бронированный амбуланс ранцы с табельным медимуществом, книги, шахматы, пару матрацев, набор для варки кофе, сухие пайки; надевали каски, бронежилеты и автоматы через плечо, садились сами, проезжали по территории базы метров триста и занимали позицию в мертвой зоне под прикрытием трехметровой высоты бетонного забора, за которым эта самая Рамалла и начиналась.

Вся обращенная к городу часть базы вымирала на это время; окна штаба уже давно были прикрыты броневыми листами с оспинами от предыдущих попаданий. За оградой где-то недалеко слышались очереди из палестинских калашниковых, над головой на неопределяемой высоте посвистывали пули, изредка с окрестных акаций падала срезанная пулей ветка; им отвечали частыми одиночными из М16 и автоматов «Галиль», и время от времени бухала танковая пушка.

Мои подчиненные фельдшера мгновенно располагались на привезенных матрацах и носилках и засыпали как есть – в бронежилетах и прочей сбруе, а я садился спиной к теплому забору и читал детективы или медицинские учебники.

К шести вечера у всех участников начинало подводить животы; усталые, но довольные, они прекращали стрелять и расходились по домам; мы кидали имущество обратно в машину и ехали наверх, туда, где у дверей амбулатории уже били копытом недообслуженные пациенты.

На следующий день часам к двум дня начиналась стрельба…

Очерк практической психиатрии

Работал я в больнице в городе Реховот, недалеко от Тель-Авива, в тридцати километрах от моего дома, и одним прекрасным вечером находился на домашнем дежурстве, то есть должен был давать умные советы по телефону работающим в ночную смену резидентам, которые обычно и без меня прекрасно справлялись. И тут звонит мне медсестра из ортопедического отделения и говорит: «Приезжайте, доктор, в Африку скорей и спасите, доктор, одного нашего пациента, которого надо срочно реанимировать».

– А где ваши хирурги?! – завопил я, пытаясь попасть ногой в штанину.